Двое ученых из Йельского университета (экономист и психолог) решили научить обезьян пользоваться деньгами. И у них получилось. Идею денег, как оказалось, могут усваивать существа с крохотным мозгом и потребностями, ограничивающимися едой, сном и сексом.
Капуцины, на которых проводился эксперимент, — считаются зоологами одними из самых глупых приматов.

«На первый взгляд, и в правду может показаться, что им в жизни больше ничего и не нужно. Вы можете кормить их конфетами весь день и они буду уходить и приходить, уходить и приходить за ними постоянно. Может показаться, что капуцины — ходячие желудки», — говорят ученые.

Американские этологи провели эксперимент по введению «трудовых» отношений в стае капуцинов. Они придумали в вольере «работу» и «универсальный эквивалент» — деньги. Работа состояла в том, чтобы дергать рычаг с усилием в 8 килограммов. Значительное усилие для некрупных обезьян. Это для них настоящий малоприятный труд.

За каждый качок рычага обезьяна стала получать ветку винограда. Как только капуцины усвоили простое правило «работа = вознаграждение», им тут же ввели промежуточный агент — разноцветные пластмассовые кружочки. Вместо винограда они стали получать жетоны разного «номинала». За белый жетон можно было купить у людей одну ветку винограда, за синий — две, за красный — стакан газировки и так далее.

Вскоре обезьянье общество расслоилось. В нем возникли те же самые типы поведения, что и в человеческом сообществе. Появились трудоголики и лодыри, бандиты и накопители. Одна обезьяна умудрилась за 10 минут поднять рычаг 185 раз! Очень денег хотелось заработать. Кто-то предпочитал работе рэкет и отнимал у других. Но главное, что отметили экспериментаторы, у обезьян проявились те черты характера, которые ранее не были заметны — жадность, жестокость и ярость в отстаивании своих денег, подозрительность друг к другу.

В продолжение изучения экономического поведения, обезьянам вручили другие «деньги» в виде серебряных дисков, с отверстием в середине. Через несколько недель капуцины усвоили, что за эти монетки можно получать пищу. Экспериментатор, который в молодости увлекался марксизмом, не стал проверять, правда ли труд превращает обезьяну в человека. Он просто раздал обезьянам эти монетки и научил использовать их для покупки фруктов. Перед этим выяснили, кто что любит, чтобы установить для каждой из обезьян свою шкалу предпочтений.

Сначала такса была единой — за кислое яблоко и кисть сладкого винограда просили одинаковое количество монет. Естественно, яблоки не пользовались успехом, а запасы винограда таяли. Но картина резко поменялась, когда цена на яблоки вдвое снизилась. После довольно долгого замешательства обезьяны решали практически полностью потратить свои монеты на яблоки. И только изредка позволяли себе полакомиться виноградом.

В один из дней, когда все подопытные животные в общей клетке уже знали, что одни предметы стоят дороже, а другие дешевле, одна из обезьян проникла в отсек, где хранилась коммунальная касса и присвоила все монетки себе, отбиваясь от людей, пытавшихся отобрать у нее металлическую добычу.Так обезьяны совершили первое «ограбление банка».

Прошло еще несколько дней и капуцины открыли для себя феномен проституции. Молодой самец дал монетку самке. Ученые думали, влюбился и сделал подарок. Ан нет - самка отдалась самцу, а затем пошла к окошку (за которым дежурили ученые) и купила у них несколько виноградин. Все остались довольны: и обезьяны, и ученые. Обезьяны освоили либерально-капиталистические отношения, а ученые защитили докторскую.

Британский художник Брюс Манро в ответе за то, что по московским паркам рассыпались акриловые шарики, мягко светящиеся в темноте. Он их придумал, а ландшафтные дизайнеры всего мира оценили и скопировали.

На фото сверху — инсталляция The Field Of Light /"Поле света". Шесть гектаров холмистого поля усеяны рассеивающими свет сферами, соединенными оптоволоконным кабелем. Инсталляция положила начало моде на подобные конструкции в ландшафтном дизайне.

Впечатлить человека просто. Покажите ему что-нибудь очень большое и разноцветное — и он остановится, зачарованный. Одинаковый эффект имеют и природные, и рукотворные шедевры: радуга, звездное небо, северное сияние, фейерверки, лазерные шоу, снимки галактик и туманностей «Хаббла», «Звездная ночь» Ван Гога, «Космическая одиссея» Кубрика или инсталляции Брюса Манро. Все его работы — это попытки воплотить то, что воплотить невозможно. Манро пытается с помощью ламп и бликов воссоздавать переживания, которые и словами-то не всегда получается толком описать: единение с природой, родство душ, первое впечатление, ощущение времени.

Взять хотя бы то же «Поле света»: инсталляция родилась как продолжение мистического переживания взаимосвязи всего со всем. «Я хотел засадить целое поле светильниками, которые пробуждались бы с наступлением сумерек, как семена в сухой почве пустыни», — объясняет художник.

Путь к свету

Манро не всегда занимался такими возвышенными вещами, как «Поле света». Выучиться обращению со светильниками и проводами его вынудила скорее необходимость, чем вдохновение. По образованию Манро живописец, но тридцать с лишним лет он практически не занимался искусством, перебиваясь мелкими заработками. Он успел поработать Санта-Клаусом, поваром и даже инструктором по аэробике. Первый опыт работы с осветительными приборами 25-летний Манро получил, устроившись в рекламную фирму. Потом был свой бизнес (неоновые вывески на заказ) и должность в большой дизайнерской компании, затем — новое погружение в деловой мир, на этот раз в качестве создателя модных световых инсталляций на продажу. Нащупать свою тему и позволить себе свободу творчества художник смог, только разменяв пятый десяток.

Море света

Манро обожает компакт-диски. Из них он делает моря, переливающиеся под солнцем или в искусственном свете. За самой большой из его дисковых инсталляций, CDSea, стоит очень личная история о разлуке с отцом. Отец остался в Англии, Брюс жил в Сиднее, но оба — у большой воды. И вот, сидя на берегу океана одним солнечным днем, Брюс вообразил, что по воде можно пройти, как по тропинке, — и оказаться на теплом девонском побережье, совсем недалеко от отчего дома. Неизвестно, что больше повлияло на настроение Манро в тот день — воображение или игра солнечных бликов на поверхности океана. Сам Манро решил, что дело в игре света — и вознамерился воссоздать ее. Так на зеленом холме в графстве Уилтшир появилось море из шестисот тысяч использованных CD- и DVD-дисков с петляющей тропинкой посередине. Выкладывать инсталляцию помогали родные и друзья, так что процесс создания арт-объекта сам превратился в нехитрое, но объединяющее семейное развлечение.

Так Манро превратился из живописца-поденщика в гуру ландшафтного дизайна. У него заказывают световые инсталляции парки, музеи и фестивали света; его скульптуры освещают холлы штаб-квартир корпораций и ботанические сады, модные подиумы и театры.

Новые поля

«Поле света» выросло вместе с карьерой своего создателя. Его первое воплощение, появившееся среди английских холмов в 2004 году, состояло всего лишь из пяти тысяч акриловых «фонариков» — но даже они обошлись художнику в круг­лую сумму и заставили влезть в долги. Правда, известность, которую принесло «Поле», легко окупила вложения.

Последний вариант «Поля» — пятьдесят тысяч светильников — навсегда останется в Алис-Спрингс (Австралия). Они запитаны от солнечных батарей, энергии потребляют мало, поэтому под австралийским солнцем практически автономны.

Другой его вариант появился в октябре в Калифорнии: там тоже больше пятидесяти тысяч светящихся шариков на тонких стеблях. Хорошо прийти посмотреть на мерцающие холмы — но еще лучше обнаружить их случайно, оказавшись там под вечер. Впрочем, чтобы ощутить эффект, не обязательно ехать в США или Австралию. Нехитрый, но эффективный прием Манро взяли на вооружение ландшафтные дизайнеры по всему миру, и теперь усеянные акриловыми шариками поля можно найти даже в Москве — в парке «Зарядье» и на Бульварном кольце.

Другие инсталляции Брюса Манро:

Однажды во время дальнего авто путешествия мы с приятелем остановились перекусить в придорожном кафе.

Приятель заказал хот-дог. Я воздержался, хотя страшно проголодался. В рейтинге Мишлена это кафе получило бы минус три звезды, и я опасался, что хот-доги тут понимают буквально и подают разогретых собак.

«Как ты можешь это есть, — пошутил я, — зоозащитников не боишься?»

«Мистера Эндорфина на тебя нет», — ответил приятель.

«Кого-кого?» — переспросил я.

Так я узнал про Мистера Эндорфина.

Приятелю готовили его хот-дог, а он рассказывал. Хот-дог готовили довольно долго, видимо, сначала им все-таки пришлось ловить собаку.

«У меня на первой работе был мужичок. Бухгалтер. Ну, такой, как сказать, в розыск его не объявишь — без особых примет. Когда я его впервые увидел, подумал, фу, какой плоский, неинтересный дядька. Пока однажды не услышал его тихий комариный смех.

Он сидел перед своим монитором и хихикал. Я проходил мимо и из любопытства заглянул в экран. А там какой-то бухгалтерский отчёт в экселе. И он над ним ржёт. А ты не прост, чувак, сказал я себе тогда. И ещё прикинул, а может, уже пора из той конторы валить, раз бухгалтер хохочет над финансовыми документами.

Короче, персонаж оказался, что надо. У него всегда все было превосходно. Это его фишка.

Понимаешь? Всегда. И все.

Даже осенью. Когда любому порядочному человеку хочется, чтобы дворник закопал его поглубже в листву.

«Превосходно». Не «нормально». Не «хорошо». И даже не «отлично». Именно — «превосходно».

Погода у него — только прекрасная. Иду как-то раз на работу, дождь как из ведра, ветер, зонтик надо мной сложился, отбиваюсь спицами от капель, настроение паршивое.

Вижу, перед входом в контору он стоит по колено в воде, смотрит себе под ноги. Сливные стоки забились, вода хлещет по мостовой ручьями по его ботинкам. Гляди, - кричит он мне, - как будто горная река! И улыбается.

Машина у него — самая лучшая. Однажды он меня подвозил. Едем на его перпетум мобиле. С виду вроде «копейка», но зад подозрительно напоминает Москвич-412. Франкенштейн какой-то.

Послушай, как двигатель работает, говорит он мне. Песня, да? Я послушал. Если и песня, то этакий Стас Михайлов в старости — кашель и спорадические попукиванья.

А он не унимается: и ведь не скажешь, что девочке тридцать лет. Узнав про возраст девочки, я попросил остановить, так как мне отсюда до дома рукой подать.

Вышел на каком-то пустыре и потом час брёл пешком до ближайшего метро.

Курорты у него — все как на подбор невероятные. Я как-то поехал по его наводке в Турцию. Он мне полдня ворковал про лучший отдых в жизни, про космический отель, про вкуснейший шведский стол. Я и купился.

Из самолета нас выкинули чуть ли не с парашютом над какой-то долиной смерти. Посреди лунного пейзажа — три колючки и один отель (так что про космический — не обманул).

До моря можно добраться только в мечтах, отель в кукуево. Шведский стол — для рабочих и крестьян: сосиски, макароны и таз кетчупа. Я взял у них книгу отзывов.

Там после десятка надписей на русском про «горите в аду» и «по возвращении на Родину передам ваши координаты ракетным войскам», выделялась одна, размашистая, на пол-страницы: «ВОСТОРГ!!!»

Не с одним, не с двумя, а именно с тремя восклицательными знаками, и всеми большими буквами. И знакомое имя в подписи.

У нас в то время вокруг офиса приличных заведений не было. Приходилось испытывать судьбу в общепите. Я всегда брал его с собой на обед.

Какой потрясающий суп, как крупно порезали морковь, сколько отборной картошки, а приправа, приправа, причитал он в гастрономическом полуобмороке, над тарелкой с пойлом из половой тряпки.

Ну, что же это за беляш, это же чудо, а не беляш, нежнейшая телятина (каждый раз в ответ на это нежнейшая телятина внутри удивленно мяукала), тесто воздушное, сок, сок ручьями, и так далее.

Послушаешь его, послушаешь, и глядь — и суп вроде уже мылом не отдаёт, и беляш провалился и не расцарапал когтями пищевод. А, главное, после обедов с ним я ни разу не отравился — видимо, организм в его присутствии выделял какие-то защитные вещества.

И это была не маска, вот что интересно. Сто процентов — не маска. Все естественно и органично. Его радовала жизнь, как годовалого ребёнка.

Возможно, в детстве он упал в чан со слезами восторга, как Астерикс — в котёл с волшебным зельем.

Мы в конторе прозвали его «Мистер Эндорфин».

В курилке часто можно было услышать: чего-то сегодня хреново, пойду с Эндорфином поговорю. Мистер Эндорфин сверкал лысиной, как маяк.

Знаешь, что самое забавное? У него и семейка такая же, под вечным феназепамом. Он как-то раз пригласил меня в гости. Я впопыхах купил какой-то неприлично дешевый торт, вафельный, ну, с таким ещё первоклашки на свидание к девочкам ходят.

Мы сели за стол, с ним, его женой и сыном, разрезали этот деревянный торт, затупив два ножа и погнув один, разложили по тарелкам и понеслась. Какое потрясающее чудо, застонал ребёнок. Какое чудесное потрясение, подхватила жена.

Вот гады, издеваются, подумал я. А потом пригляделся: нет, у людей натуральный экстаз. При прощании чуть ли руки мне не целовали, все трое.

В этом месте приятелю принесли хот-дог, и он закончил рассказ.

«Вот ты спросил, как я это буду есть, — сказал он, — очень просто: включу Мистера Эндорфина».

Приятель взял хот-дог, поднёс его ко рту и зашептал:

«Какая румяная сосиска, с пылу с жару, с пряностями. О, да тут не только кетчуп, из отборнейших томатов, да ещё и горчица, пикантная, сладковатая. Пышная, свежайшая булочка...»

«Девушка! — крикнул я через все кафе хозяйке заведения, — можно мне тоже хот-дог!»

Лист смородины груб и матерчат.
В доме хохот и стёкла звенят,
В нём шинкуют, и квасят, и перчат,
И гвоздики кладут в маринад.

Лес забрасывает, как насмешник,
Этот шум на обрывистый склон,
Где сгоревший на солнце орешник
Словно жаром костра опалён.

Здесь дорога спускается в балку,
Здесь и высохших старых коряг,
И лоскутницы осени жалко,
Всё сметающей в этот овраг.

И того, что вселенная проще,
Чем иной полагает хитрец,
Что как в воду опущена роща,
Что приходит всему свой конец.

Что глазами бессмысленно хлопать,
Когда всё пред тобой сожжено
И осенняя белая копоть
Паутиною тянет в окно.

Ход из сада в заборе проломан
И теряется в березняке.
В доме смех и хозяйственный гомон,
Тот же гомон и смех вдалеке.

Когда меняется какая-то мелочь, может измениться ВСЁ!

У моей знакомой перемены начались с чашки. Сидела она себе много лет в архиве, дышала бумажной пылью и бесконечно сортировала истории болезней. Их сносили со всего госпиталя: хирургии, офтальмологии, урологии и проктологии. Клеила папки, подпирала разваливающиеся шкафы, грела воду кипятильником и заваривала чай в старой надбитой пиале. Над головой трещал по швам потолок, зияя ржавыми разводами, и по стенам мигрировал грибок, размножаясь в геометрической прогрессии. А потом начальник вызвал к себе в кабинет, поздравил с 8 Марта и подарил чайную чашку из костяного фарфора. По ободку переливалась эмаль, и вся она была тонкой, изящной, декорированной золотом. Женщина вернулась в свою каморку – и будто впервые разглядела всё убожество обстановки: треснутый в двух местах подоконник, лохмотья паутины, допотопный стол, а потом через две недели уволилась.

У родной сестры все закрутилось со спичечных коробков. Она сидела на скамейке и «ваяла» их в разных перспективах. Мимо проходил художник, заглянул в альбом и пригласил к себе в класс. С тех пор она всю себя посвятила живописи.

Булгаковская история началась с сущей ерунды: Аннушка пролила масло. В ролике «Spin» процесс автокатастроф запустил обычный баскетбольный мяч. В романе «Шоколад» зачинщиком событий становится теплый февральский ветер, пропитанный запахами колбасы и хрустящих вафель. У Сальвадора Дали возникла идея написать свои знаменитые стекающие часы («Постоянство памяти») в момент лицезрения плавленого сыра. У Чака Паланика – роман «Бойцовский клуб» после того, как его избили. В мультфильме «80 дней вокруг света» говорится:

«Жизнь — это цепь, а мелочи в ней — звенья.
Нельзя ни одному звену не придавать значенья».

Наша жизнь состоит из пустяков. Из взглядов, мыслей, слов, улыбок, кивков, шагов, ухмылок, оскалов, замечаний, советов. Оторвавшейся пуговицы, пригоревшего молока, потерянного билета и свалившегося на голову яблока. Они нанизываются друг на друга, как бусины на нитку, создавая нечто неповторимое и возможно, шедевральное.

Александр Флеминг забыл в лаборатории образчики бактерий, на которых потом выросла плесень. В результате был открыт пенициллин. Тонизирующую микстуру на основе листьев коки и африканских орехов колы случайно разбавили газированной водой, и получился напиток «Кока-кола». Рубиновое стекло появилось в результате ссоры между стекловаром и его женой. Она в сердцах бросила золотое кольцо в кипящую стекломассу, и та на глазах приобрела ярко-красный цвет. Булочник Иван Филиппов «изобрел» булочку с изюмом после того, как губернатор нашел в его выпечке таракана. Вафельный рожок испекли совершенно случайно, когда у мороженщика, торгующего по соседству, закончились тарелки.

Так что, как утверждал Харуки Мураками: «именно из пустяка начинаются самые важные вещи в мире».

После просмотра такой красоты аппетит разыгрывается не на шутку! Рекомендуем к просмотру на сытый желудок. Предлагаем Вам прославленные «вкусные картины» знаменитого художника-фотографа Карла Уорнера.

Карл создал уникальный жанр — пейзажи из еды. На его «вкусных картинах» горы сделаны из хлеба, деревья – из брокколи, волны — из листьев капусты, а в роли камней выступает печеный картофель.

Сам Уорнер считает, что его снимки должны вдохновлять детей на здоровое питание.
«Я использую свою работу, как средство, чтобы помочь детям задуматься, что они едят, — говорит он. – Когда они смотрят на кучу чипсов и кетчуп, то думают что это «ням-ням», но стоит показать им, например, спаржу, то они начинают кривить лица».
«Но стоит сделать, например, из спаржи башню на сказочном замке или ракету, и она уже не кажется такой невкусной»

Многие посчитают, что он переводит еду впустую, когда столько детей в мире голодает. Но Карл не считает это напрасной тратой продуктов, т.к. многие больницы, благотворительные организации и диетологи используют его снимки, чтобы помогать людям.