Нет на Земле более загадочных построек, чем лабиринты. Они манят, запутывают, пугают и даже могут довести до отчаяния тех, кто в них оказывается. С лабиринтами связано немало мистических поверий. Взять хотя бы такое: войдя в лабиринт, человек попадает в «мир иной» и может лишиться жизни…

Существует много историй о лабиринтах, из которых невозможно выбраться. И даже если выход был близок, какая-то неведомая сила возвращала жертву к исходной точке… Лабиринт отказывался отпускать своих гостей. В этой статье мы собрали легенды и истории самых известных в мире лабиринтов.

Ученые предполагают, что разгадка кроется в устройстве лабиринта, в его переходах и ловушках. Попадая в них, человек терял ориентацию и тут же впадал в панику! В древности лабиринты использовали, чтобы сводить с ума неугодных людей, а для пущего устрашения переходы «украшали» человеческими костями, изображениями демонов и прочей нечисти.

Самые древние лабиринты

В мифологии лабиринт является символом смерти и возрождения. Он защищает место, наделенное особой силой, и ограничивает доступ к нему. Это место воплощает зону перехода между двумя мирами, а сам лабиринт является символическими вратами.

Первые похожие на лабиринт наскальные рисунки появились на Земле еще в каменном веке. Трудно сказать, что имел в виду доисторический художник, высекая извилистые линии и спирали, но идея передавалась сквозь века, превратившись наконец в глобальный символ — семь линий, закрученных вокруг центра.

Древнейшим из найденных считают знак лабиринта, нацарапанный на стене усыпальницы в Луззанасе на острове Сардиния, возведенной как минимум четыре тысячи лет назад. В последнее время лабиринты, некогда полные сакрального смысла, стали обычным атрибутом парков и аттракционов, меняясь и усложняясь по мере того, как трансформировались представления человека о мироздании, своеобразной моделью которого и был лабиринт.

Одно упоминание о лабиринте рисует в воображении современного человека необычайно сложное, запутанное хитросплетение ходов, узких троп и тупиков, окруженных каменными стенами. Такой привычный для нас образ на самом деле далек от «первоисточника».

Большинство древних «классических» лабиринтов создавалось по одинаковому, вполне определенному шаблону с одной-единственной очень извилистой тропой, ведущей от входа к центру. Таковы сохранившиеся до наших дней петроглифы в виде лабиринтов, обнаруженные в Галисии, на северо-западе Испании, и датируемые 2000 годом до н. э., глиняные таблички с изображением лабиринтов, найденные в греческом городе Пилосе, возраст которых 3 000 лет, рисунки лабиринтов, нацарапанные на руинах в турецком Гордионе, относящиеся к 750 году до н. э.

Строго говоря, не всякий клубок запутанных ходов следует называть лабиринтом. Классический вариант имеет семь концентрических линий, плотно закрученных вокруг центрального ядра. Вход только один. Длинный путь от него обязательно приводит к центру, который, если быть точными, смещен немного к краю.

Соприкасаясь вплотную, дорожки лабиринта нигде не пересекаются и никак не сообщаются друг с другом. Покинуть центр сооружения можно только одним путем — тем же, что привел к цели. Других выходов из лабиринта нет.

Таким образом, забредшему в его недра путнику не приходится ломать голову над решением сложных задач: как быстрее пройти к цели и выбраться наружу. Все что нужно делать — это идти по дорожке, которая приведет к центру и выведет обратно.

Иначе устроены ходы-головоломки, именуемые на английский манер «мейзами» (maze). Мейзы по своему строению более изощренные и запутанные фигуры, нежели лабиринты. Как правило, в таких головоломках заложены несколько дорог к цели, два или более входов и выходов, дорожки сообщаются между собой и образуют развилки. Решить мейз, то есть пройти к его центру или какой-либо цели, не так-то просто.

Создатели выстроили сложные задачи: выбрать правильный вход, угадать направление на развилке или не попасть дважды на одну и ту же дорожку. Идея мейзов восходит к Средневековью и представляет собой результат освоения математической науки, нас же интересует классический лабиринт как наиболее древний культурный символ.

Простейший лабиринт существовал во многих модификациях. Внося небольшие изменения в технику создания базовой модели, его автор легко увеличивал или уменьшал количество дорожек, делал лабиринт квадратным, прямоугольным, получал различные варианты центрального ядра.

Однако все эти модификации происходили из классического образца, который был широко распространен по всему свету и оставался неизменным на протяжении тысячелетий, просуществовав в своем первозданном виде вплоть до Средних веков и эпохи Возрождения.

Египетский лабиринт

Самый древний лабиринт находился рядом с озером Биркет-Ка-рун, расположенным к западу от реки Нил, неподалеку от города Каир. Он был построен еще в 2300 году до нашей эры и представлял собой окруженное высокой стеной здание, где было полторы тысячи наземных и столько же подземных помещений.

Общая площадь лабиринта составляла 70 тысяч квадратных метров. Посетителям не разрешалось осматривать подземные помещения лабиринта, там располагались гробницы для фараонов и крокодилов — священных в Египте животных.

Над входом в египетский лабиринт были начертаны такие слова: «безумие или смерть — вот что находит здесь слабый или порочный, одни лишь сильные и добрые находят здесь жизнь и бессмертие». Много легкомысленных вошло в эту дверь и не вышло из нее. Это бездна, которая возвращает назад лишь смелых духом.

Сложная система коридоров, дворов и комнат в лабиринте была такой запутанной, что без проводника посторонний человек никогда не смог бы найти в нем дорогу или выход. Лабиринт был погружен в абсолютный мрак, а когда открывали некоторые двери, то они издавали ужасный звук, похожий на раскаты грома или рев тысячи львов.

Перед большими праздниками в лабиринте проводили мистерии и приносили ритуальные жертвы, в том числе человеческие. Так древние египтяне выказывали свое уважение богу Себеку — огромному крокодилу. В древних манускриптах сохранились сведения о том, что в лабиринте действительно обитали крокодилы, достигавшие 30 метров в длину.

Критский лабиринт

Самый знаменитый лабиринт находится в Кноссе на острове Крит. Это копия египетского лабиринта, в одну сотую его величины. Построил этот лабиринт афинский скульптор Дедал.

За свою долгую историю критский лабиринт несколько раз разрушался и отстраивался вновь, а в 1380 году до нашей эры был разрушен и заброшен окончательно, пока английский археолог А. Эванс не обнаружил загадочное иероглифическое письмо в Оксфордском музее. В письме говорилось о древнем лабиринте. В 1900 году археолог прибыл на Крит и начал раскопки.

Артур Эванс вел раскопки почти 30 лет и раскопал не город, а дворец, равный по площади целому городу. Это и был знаменитый Кносский лабиринт, который представлял собой сооружение общей площадью 22 тыс. квадратных метров, имевшее как минимум 5-6 надземных уровней-этажей, соединенных проходами и лестницами, и целый ряд подземных склепов. Критский лабиринт оказался не выдумкой древних, а настоящим чудом архитектуры, в котором было что-то непонятное разуму.

Так, попав в критские парки и дворцы, человек даже не подозревал, что вошел в лабиринт, гранитный исполин в это время начинает вытягивать жизненные силы из жертвы. Древние знали, что проводить длительное время в лабиринте нельзя, иначе можно тяжело заболеть.

По легенде в Критском лабиринте обитал Минотавр — человек с головой быка, которому каждый месяц приносили в жертву 7 девушек и 7 юношей. Страшный обряд прервался благодаря храброму Те-сею, который осмелился войти в лабиринт и уничтожил чудовище.

Эванс не нашел следов мифического животного, но кое-что в лабиринте все-таки говорило в пользу древней легенды. Один из залов украшала фреска, изображавшая гиганта с бычьей головой. Под гранитной плитой в этом же зале было найдено множество человеческих костей. Уж не останки ли это жертв минотавра?

Древнегреческий историк Плиний упоминал о лабиринтах на острове Самос и Лемнос в Средиземном море.

— В городе Помпеи, погибшем в результате извержения Везувия в 79 году н. э., тоже находилось два лабиринта. Один из них, «Дом с лабиринтом», известен удивительным мозаичным полом, на котором изображена борьба Тесея с Минотавром.

— Мальчики в Римской империи играли в лабиринтах, выложенных на полях или на мостовых. Считалось, что так закаляются их души и тела. Если ребенка хотели наказать, его бросали в лабиринте на ночь. Выживет — станет настоящим воином. Хочется отметить, что в то время в лабиринтах хватало диких птиц и хищников. Так что закалка у юных центурионов была еще та.

— Были свои лабиринты в Индии — в храме Хапебт в Майсуре, а в Китае лабиринты строились при входе в каждый город и даже дом. Жители Поднебесной верили, что лабиринты спасают от алых духов. Демоны могут летать только по прямой, и если построить вход з дом в виде лабиринтов, можно уберечь свое жилище от злых духов.

— В Скандинавии на побережье Балтийского моря находится более 600 каменных лабиринтов. Многие из них построены местными рыбаками, которые верили, что, проходя через них, обеспечивают себе хороший улов и счастливое возвращение.

В России тоже есть свои лабиринты. Так, на Соловецких островах насчитывается около 30 лабиринтов и более 1000 насыпей-курганов и разнообразных символических узоров из камня. Большинство из них относится ко 11-1 тысячелетиям до н. э.

До сих пор эти сооружения остаются одними из самых загадочных мест на Земле. На них нет никакой растительности, кроме мхов и ягодников. Высаженные растения и деревья погибают, а животные избегают этих мест.

В Европе особенное распространение получили лабиринты из дерна: дерновый холмик в центре и ведущие к нему дорожки в виде неглубоких канавок. Обычно эти лабиринты делались в форме круга диаметром от 9 до 18 метров. Но были и квадратные, и многоугольные дерновые лабиринты, а также те, что имели поистине огромные размеры.

— С конца ХV века лабиринты начали появляться в храмах, на плитках церковного пола. Такие напольные изображения лабиринтов стали неотъемлемой частью наказания, когда раскаивающийся грешник должен был пройти на коленях по всем изгибам и поворотам лабиринта. Такая епитимья налагалась на тех, кто не мог совершить паломничество к святым местам, и называлась «дорога в Иерусалим».

С распространением христианства древний языческий символ лабиринта постепенно изменился и стал восприниматься как аллегорический образ тернистого пути человека к Богу или крестный путь Христа.

Лабиринт в христианской философии и архитектуре становится метафорой материального мира, проходя через который человек должен сразиться с Минотавром — Сатаной. В лабиринте соблазнов и грехов человек, подобно Тесею, может уповать только на собственную стойкость и спасительную нить Ариадны — Веру.

Подобная трактовка символа лабиринта обусловила изменения в его дизайне. К XII веку доминирующим в христианской традиции становится лабиринт с одиннадцатью дорожками — это число для средневекового христианина символизировало понятие «грех». Наложение креста поверх концентрических дорожек привело к утверждению квадрантной формы лабиринтов, хотя зачастую сохранялась и приверженность классической конфигурации.

Именно в этот период подобные изображения появляются на полах церквей и соборов Европы. Великолепные лабиринты, выложенные цветными камнями, керамической плиткой, мрамором, порфиром, украшали полы храмов в Шартре, Павии, Пьяченце, Амьене, Реймсе, Сент-Омере, Риме. Многие из них были декорированы аллегорическими изображениями Тесея и Минотавра, сценами из Священного писания. Назначение большинства церковных лабиринтов остается неясным.

Высказываются предположения, что некоторые из них могли использоваться для правильного определения дня Пасхи. Часть лабиринтов, по-видимому, служила объектом созерцания и дискуссий в богословских беседах.

Известно, что лабиринты в соборах Шартра, Реймса, Арраса и Санса стали своеобразной имитацией паломнического пути в Палестину и порой назывались «Путь в Иерусалим». В те времена для большинства верующих поход на Святую землю был невозможен, и они совершали его в символической форме — проходили весь церковный лабиринт на коленях, читая молитвы.

Искусство создания лабиринтов начало претерпевать значительные изменения с расширением представлений человека о мире. Великие географические открытия, успехи естественных наук, возникновение учения о множественности миров — все это отразилось на философском восприятии лабиринта — символа Вселенной и человеческой жизни.

Постепенно исчезают лабиринты, в которых все заранее предопределено и путь возможен только по одной, раз и навсегда проложенной дорожке. На смену им приходят все более сложные, с многочисленными вариантами проходов, где человек сам выбирает путь среди запутанных тропинок и тупиков.

Подобные лабиринты из живой изгороди стали непременной деталью многих садов и парков Европы, превратившись в весьма популярное развлечение для аристократии.

Многочисленные лабиринты, отличающиеся разнообразием и изысканным вкусом, были устроены во владениях могущественного клана Гонзаго из Мантуи, прогулка по лабиринту, созданному в 1669 году в версальском саду, считалась увлекательным путешествием, а лабиринт, высаженный в 1670 году в саду виллы Альтьери в Риме, стал излюбленной забавой Папы Климента X, которому нравилось наблюдать за попытками своих слуг отыскать выход.

Наибольшего расцвета искусство создания «живых» лабиринтов достигло в Великобритании, превратившись в один из национальных символов королевства. До наших дней сохранился знаменитый лабиринт в Хемптон-Корте, устроенный в 1690 году для Вильгельма Оранского.

По старинным гравюрам был восстановлен великолепный образец лабиринта в саду Тюдоров в Хэтфилд-Хауз в Хетфордшире, по-прежнему поражает извилистостью троп лабиринт из лавровых кустов в Глендерген-Хауз в Корнуолле, высаженный в 1833 году.

Сегодня лабиринты, все более усложняясь, создаются на основе математических моделей и теорий. Устроенные в парках и на туристских маршрутах, они предлагают захватывающее интеллектуальное развлечение, испытание на сообразительность и удачливость.

Главной неразгаданной загадкой древнего символа остается его происхождение. Десятки гипотез, высказанных на этот счет, так и не смогли объяснить возникновение, а затем распространение по всему миру затейливого рисунка извилистой дорожки. Возможно, этот образ был подсказан самой природой — спиралевидные и лабиринтные формы характерны для раковин некоторых моллюсков, различимых в колонии кораллов, подземных ходов муравейников.

Быть может, древние художники, часто рисовавшие простые спирали и извилистые линии, постепенно совершенствуя и усложняя эти геометрические фигуры, тем самым пришли к символу лабиринта. На роль его «прародителей» претендуют и наскальные изображения концентрических колец в виде чаши или углубления, относящиеся к эпохе неолита и распространенные вдоль всего Атлантического побережья Европы.

Ряд исследователей полагают, что эволюция именно этих форм привела к возникновению символа лабиринта. Наконец, высказываются предположения, что лабиринтный рисунок мог появиться при попытках древнего человека изобразить сложное движение солнца и планет.

История лабиринта по-прежнему не закончена. Его дороги, словно бесконечная лента времени, стремятся все дальше, уводя человека к неведомой цели, которая тем желаннее, чем менее предсказуем путь в лабиринте.

Лабиринтовые суеверия

— В древности изображение лабиринта считали прекрасным оберегом. Так, индейские племена тохоно и пима из американского штата Аризона и сегодня, как и тысячи лет назад, плетут корзины из сухих стеблей, корней и листьев растений, растущих в пустыне, и украшают их узором-лабиринтом с целью защитить себя от злых духов.

В Пакистане и Исландии символы лабиринта вырезают на самом высоком дереве в саду, чтобы отпугивать воришек. В Шри-Ланке узор лабиринта вплетают в ткань для одеял и в основу ивовых корзин; в Скандинавии и Индии выкладывают лабиринт из камней в пустынных местах или на побережье, если хотят исполнения своего заветного желания.

Правда, тут есть свое но. Считается, что лабиринт в обмен на исполненную мечту отнимает у человека семь лет жизни.

— Отправляясь в опасное место, можно попробовать нарисовать узор лабиринта на ладони. И беда обойдет вас стороной.

— В лабиринт не берут детей до семи лет и стариков, перешедших 70-летний рубеж. Лабиринт якобы может отнять души тех и других.

— Не ходят в лабиринт и беременные женщины — есть примета, что иначе ребенок может запутаться в пуповине.

— Злых духов, обитающих в лабиринте, можно обмануть, если надеть на себя чужие вещи. Так, если вы заблудились в лабиринте, поменяйтесь со своим спутником одеждой, и выход скоро найдется.

— В переходах лабиринта и на его фоне лучше не фотографироваться, могут начаться неприятности в жизни и проблемы с памятью и зрением.

— Если, стоя в центре лабиринта, загадать желание, а потом быстро найти выход, можете считать, что ваше желание быстро исполнится.

— Чтобы избежать коварства лабиринта, нужно оставить какую-нибудь вещь в дар, например, бросить монетку.

В большинстве мифологий имеются общие сюжеты о происхождении всего сущего: выделении элементов порядка из изначального хаоса, разъединении материнских и отцовских богов, возникновении суши из океана, бесконечного и безвременного. Вот самые интересные мифы и легенды о сотворении мира.

У древних славян было много легенд о том, откуда произошел мир и все, его населяющи Сотворение мира началось с заполнения его Любовью.

У карпатских славян есть сказание, согласно которому мир был создан двумя голубями, которые сидели на дубе среди моря и думали, «как свет основать». Решили спуститься на дно морское, взять мелкого песку, посеять его, а с него пошла бы «черная землица, студена водица, зелена трава». А с золотого камня, который тоже добыт на дне морском, — пошло бы «синее небо, светлое солнце, ясен месяц и все звезды».

Согласно одному из мифов, изначально мир был окутан тьмой. Там находился лишь прародитель всего сущего — Род. Он был заключен в яйце, но сумел породить Ладу (Любовь), и ее силой разрушил скорлупу. Сотворение мира началось с заполнения его Любовью. Род создал царство небесное, а под ним — поднебесное, отделил Океан от вод небесных твердью. Затем Род разделил Свет и Тьму и родил Землю, которая погрузилась в темную бездну Океана. Из лица Рода вышло Солнце, из груди — Луна, из очей — звезды. Из дыхания Рода появились ветра, из слез — дождь, снег и град. Голос его стал громом и молнией. Затем Род родил Сварога и вдохнул в него могучий дух. Именно Сварог устроил смену дня и ночи, а также создал землю — помял в руках горстку земли, которая затем упала в море. Солнце обогрело Землю, и запеклась на ней корочка, а Луна остудила поверхность.

По другому сказанию, мир появился в результате сражения героя со змеем, который сторожил золотое яйцо. Богатырь убил змея, расколол яйцо, а из него вышли три царства: небесное, земное и подземное. Есть и такая легенда: в начале не было ничего, кроме безбрежного моря. Утка, пролетая над морской гладью, уронила яйцо в водную пучину, оно раскололось, из нижней части его вышла «мать-сыра земля», а из верхней — «встал высокий свод небесный».

Египетская концепция сотворения мира

.

Творцом и первосуществом считался Атум, который возник из Нуна — первичного океана. В начале не было ни неба, ни земли, ни почвы. Атум как холм вырос посреди мирового океана. Есть предположение, согласно которому, форма пирамиды также связана с представлением о первичном холме.

Египетский бог Атум поглотил свое же семя, а затем изрыгнул на свет двоих детей После Атум оторвался от воды с большим усилием, воспарил над бездной и произнес заклинание, в результате которого вырос среди водной глади второй холм — Бен-Бен. Атум сел на холм и стал размышлять, из чего ему творить мир. Так как он был один, то поглотил свое же семя, а затем изрыгнул бога воздуха Шу и богиню влаги Тефнут. А первые люди появились из слез Атума, который ненадолго потерял своих детей — Шу и Тефнут, а потом вновь обрел и расплакался от радости. От этой пары, рожденной Атумом, произошли боги Геб и Нут, а те, в свою очередь, родили близнецов Осириса и Исиду, а также Сета и Нефтиду. Осирис стал первым богом, убитым и воскресшим для вечной загробной жизни.

Греческая концепция сотворения мира

В греческой концепции первоначально был Хаос, из которого появилась земля Гея, а в недрах ее глубоко залегала бездна Тартар. Хаос породил Нюкту (Ночь) и Эреб (Мрак). Ночь же породила Танат (Смерть), Гипнос (Сон), а также мойр — богинь судьбы. От Ночи произошла богиня соперничества и раздора Эрида, которая породила Голод, Скорбь, Убийства, Ложь, Изнурительный труд, Битвы и другие неприятности.

От связи Ночи с Эребом родился Эфир и сияющий день. Гея же родила Уран (Небо), затем из глубины ее поднялись Горы, а по равнинам разлилось Понт (Море). Гея и Уран породили Титанов: Океан, Тефию, Япета, Гипериона, Тейю, Крия, Кея, Фебу, Фемиду, Мнемозину, Кроноса и Рею.

Кронос при помощи матери сверг отца, захватив власть и взяв в жены сестру Рею. Именно они создали новое племя — богов. Но Кронос опасался своих детей, ведь сам когда-то сверг своего же родителя. Потому-то он проглатывал их сразу после рождения. Одного ребенка Рея спрятала в пещере на Крите. Этим спасенным младенцем был Зевс. Бога вскормили козы, а плач его заглушали ударами медных щитов. Повзрослев, Зевс поборол отца Крона и заставил его изрыгнуть из чрева братьев и сестер: Аида, Посейдона, Геру, Деметру и Гестию. Так пришел конец эре титанов — началась эпоха богов Олимпа.

Скандинавская концепция сотворения мира

Скандинавы считают, что до сотворения мира была пустота Гинунгагап. К северу от нее лежал замерзший мир мрака Нифльхейм, а к югу — огненная страна Муспелльхейм. Постепенно мировая пустота Гинунгагап заполнилась ядовитым инеем, который превратился в великана Имира. Он был предком всех великанов-морозов. Когда Имир заснул, то пот стал капать у него из подмышек, и эти капли превратились в мужчину и женщину. Из этой воды образовалась также корова Аудумла, чье молоко пил Имир, а также второй родившийся из пота мужчина — Бури.

Сын Бури Боре Бор женился на великанше Бестле и было у них три сына: Один, Вили и Ве. По какой-то причине сыновья Бури ненавидели великана Имира и убили его. Затем они отнесли тело его в центр Гинунгагапы и создали мир: из плоти — землю, из крови — океан, из черепа — небо. Мозг Имира разбросали по небу, получились облака. Ресницами Имира они отгородили лучшую часть мира и поселили там людей.

Капли пота из подмышек скандинавского великана Имира превратились в мужчину и женщину. Самих же людей боги создали из двух древесных сучков. От первых мужчины и женщины произошли все остальные люди. Для себя боги построили крепость Асгард, где и поселились.

Китайская концепция сотворения мира

В Китае считают, что Вселенная когда-то имела форму огромного куриного яйца, в котором зародился первопредок Паньгу. Он спал в яйце 18 тысяч лет, а, проснувшись, начал искать способ выбраться наружу. Паньгу прорубил топором скорлупу. Два начала — светлое, образованное духом Ян, и темное, образованное духом Инь, стали небом и землей соответственно. Паньгу встал на землю и уперся головой в небо, чтобы не дать им опять смешаться и превратиться в хаос. От вдохов его поднимались ветры, от выдохов — гремел гром, день наступал, когда великан открывал глаза, а когда закрывал — опускалась ночь. Каждый день Паньгу подрастал на 3 метра, благодаря чему небо становилось выше, а земля — толще. Люди получились из паразитов, которые ползали по телу китайского первопредка Паньгу. Паньгу простоял 18 тысяч лет и умер, а голос его стал громом, вздох — ветром и облаками, левый глаз — солнцем, правый — луной, туловище — четырьмя сторонами света, кровь — реками, плоть — почвой. А вот люди получились из паразитов, которые ползали по телу Паньгу.

Зороастрийская концепция сотворения мира

Ахриман загрязняет воду, насылает смерть на первого человека Гайомарта и первобыка. Но от первого человека рождаются мужчина и женщина, от которых пошел род человеческий, а от первобыка происходят все животные. От столкновения двух противоборствующих начал весь мир приходит в движение: воды обретают текучесть, возникают горы, движутся небесные тела. Чтобы нейтрализовать действия «вредных» планет, Ахура-Мазда к каждой планете приставляет своих духов.

Третий период существования мироздания охватывает время до появления пророка Зороастра. В этот период действуют мифологические герои Авесты: царь золотого века — Йима Сияющий, в царстве которого нет ни жары, ни холода, ни старости, ни зависти — творения дэвов. Этот царь спасает людей и скот от Потопа, построив для них специальное убежище. В числе праведных этого времени упоминается и правитель некой области Виштаспа, покровитель Зороастра.

На протяжении последнего, четвертого периода(после Зороастра) в каждом тысячелетии людям должны являться три Спасителя, предстающие сыновьями Зороастра. Последний из них, Спаситель Саошьянт, решит судьбу мира и человечества. Он воскресит мертвых, уничтожит зло и победит Ахримана, после чего наступит очищение мира «потоком расплавленного металла», а все что останется после этого, обретет вечную жизнь.

Шумерская концепция сотворения мира

Мифология Междуречья является наиболее древней из всех известных в мире. Возникла она по самым минимальным оценкам, в 4-ом тысячелетии до н.э.

В начале времен были только два бога, которые олицетворяли пресные (бог Апсу) и соленые воды (богиня Тиамат). Воды существовали независимо друг от друга и ни когда не пересекались. Но однажды соленые и пресные воды перемешались и на свет появились старшие боги — дети Апсу и Тиамат.

Вслед за старшими богами появилось и множество младших богов. Но мир до сих пор еще состоял из одного лишь хаоса, богам было тесно и не уютно в нем, о чем они часто жаловались верховному Апсу. Жестокому Апсу это все надоело и он решил уничтожить всех своих детей и внуков, но в битве не смог одолеть своего сына Энки, коим он был повержен и разрублен на четыре части, которые превратились в сушу, моря, реки и огонь. За убийство мужа захотела отомстить Тиамат, но она также потерпела поражение от младшего бога Мардука, который для поединка создал ветер и бури. После победы Мардуку достался некий артефакт «Ме», определяющий движение и судьбу всего мира.

Кто такой Юлий Цезарь? Страшный диктатор или великий писатель? Был ли у него роман с Клеопатрой? Правда ли, что перед смертью он сказал: «И ты, Брут»? А Рубикон он переходил? А кесарево сечение — это тоже про него? И салат «Цезарь» он изобрел? В этой публикации постараемся разобраться, что из этого правда, а что - нет.

Гай Юлий Цезарь — фигура знаковая не только для Древнего Рима, но и для всей всемирной истории. По распространенному среди иссле­дователей мнению, современная Европа начинается именно с него. Сполна наделенный харизмой, столь важной для политика и государственного деятеля, Цезарь смог обаять и многих современников, и потомков. Выдающий­ся полководец и государственный деятель, великолепный оратор и писатель, разносторон­ний гений — такой его образ закрепился в веках. Свою лепту внесла и «само­характеристика», которую ненавязчиво подает читателю Цезарь в записках о Галльской и гражданской войнах. Произведе­ниями Цезаря зачитывались и восторгались, учились по ним военному мастер­ству. Далеко не случайно герой Дюма, разбойник Луиджи Вампа, штудирует «Записки» в римских катакомбах.

Мученический конец — коварное убий­ство — роман­тизировал восприятие Цезаря и послужил источником неисся­ка­емого вдохновения для мастеров кисти и пера. Данте поместил в девятый круг ада главных цезареубийц, Брута и Кассия: их тер­зает в своей пасти сам Люци­фер как предателей величия человечес­кого наряду с Иудой — преда­телем величия божественного. С Цезарем связано огромное количество анекдо­тов, полулегендарных историй и популярных крылатых выражений. Несом­нен­но, объективная оценка исторического деятеля — дело непростое, но изучение богатой античной традиции поможет читателю соста­вить собственное мнение о римском диктаторе.

Легенда 1. Цезарь родился путем кесарева сечения — отсюда название операции

Вердикт: едва ли.

Операции, похожие на кесарево сечение (caesarea sectio), случались в аку­шерской практике задолго до рождения Юлия Цезаря. В греческих мифах, отражающих реальные медицинские случаи, из чрева погибших матерей были извлечены бог виноделия Дионис и бог врачевания Асклепий. Упоминания об этой операции также встречаются в древнеиндийских, китайских, вавилон­ских, иранских и других источниках.

В Риме еще за 700 лет до рождения Цезаря один из законов царя Нумы Помпилия (leges regiae) запрещал хоронить умершую беременную женщину, не вырезав предварительно плод из ее чрева, чтобы спасти ребенка. Плиний Старший упоминает известных римлян, появившихся на свет таким образом: это победитель Ганнибала Сципион Африканский, консул Манилий и «первый среди Цезарей». Плиний пишет, что этого предка Цезаря (а вовсе не его самого) вырезали из чрева матери. Отсюда и происходит семейное имя Цезарей: a caeso matris utero dictus — «названный так из-за рассеченной (caeso) утробы матери».

Юлий Цезарь родился в 100 или 101 году до нашей эры. В то время извлекать плод так, чтобы и мать, и младенец оставались в живых, не умели и в соот­ветствии с вышеупомянутым законом делали это только в том случае, если женщина умирала или уже умерла. Кроме того, благодаря Светонию мы знаем, что мать Цезаря Авре­лия пережила роды и скончалась в преклон­ных годах, в 54 году до нашей эры.

Таким образом, мы имеем дело с ложной этимологией. Трудно сказать, почему возникла эта путаница. Возможно, более поздние авторы, в частности соста­вители византийского словаря «Суда» X века, неправильно поняли текст Плиния, спутав причастие caesus («рассеченный», «разрезан­ный»), образован­ное от глагола caedere, с прилагательным caesareus от Caesar. Уже в Средние века легенда о происхожде­нии кесарева сечения от Кесаря, то есть Цезаря, получила широкое распростране­ние: в средневековых манускриптах часто встречается изображение младенца Цезаря, извлекаемого из чрева матери.

Легенда 2. Цезарь воевал с Астериксом и Обеликсом, но так и не смог их победить

Вердикт: неверно.

Астерикс и Обеликс, а также их сородичи, герои комикс-сериала Рене Госинни и Альбера Удерзо, по которому был снят фильм Клода Зиди «Астерикс и Обе­ликс против Цезаря», — персонажи полностью вымышленные. С историче­скими галлами их роднят только характерные окончания имен на -ix, -igis, а также длинные волосы и штаны — варварская одежда, глубоко презираемая римлянами.

Цезарь действительно воевал с галлами, и весьма успешно. В 59 году до нашей эры он занимал должность консула. По окончании консулата, то есть на сле­дующий год, по заведенной традиции Цезарь должен был отправиться намест­ником с проконсульскими полномочиями в одну из римских провинций. Зная об этом, Цезарь заранее провел через одного народного трибуна закон, по которому ему на пять лет отдавались в управление Цизальпинская Галлия с Иллириком (часть современной Албании и Хорватии), к которым Сенат добавил еще Нарбонскую Галлию (нынешний Прованс), завоеванную римля­нами в последней трети II века до нашей эры. Цезарь планировал завоевание огромной Трансальпинской Галлии, то есть Галлии «по ту сторону Альп», равной по террито­рии современным Франции, Бельгии, Нидерлан­дам и Швей­царии. Римляне также называли эту дикую страну Gallia Сomata, то есть «Косматая Галлия», из-за галльского обычая носить длинные волосы.

За несколько первых лет войны Цезарь покорил многочисленные галльские племена и одержал верх над несколькими германскими племенами, совер­шавшими набеги на Галлию. В 56 году до нашей эры полномочия Цезаря были продлены еще на пять лет.

Галлия напоминала тлеющий костер: в любой момент там могло вспыхнуть восстание местных племен: эбуронов, белгов, нервиев и других. Самым тяжким испытанием для римлян стало общегалльское великое восстание, начавшееся зимой 53 года до нашей эры. В 52 году его возглавил молодой вождь племени арвернов Верцингеторикс. Фактически Цезарю пришлось завоевывать Галлию второй раз. Окончательно и ценой немалых усилий римлянам удалось умиро­творить Галлию лишь к концу 51 года до нашей эры. По утверждению Плутар­ха, за годы, проведенные в Галлии, Цезарь «взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста племен, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен» 

. И хотя эти невероятные цифры вызывают некоторые сомнения, итоги галльских войн были весьма внушительны: Рим получил огромную провинцию и колоссальную добычу. Обогатился и сам Цезарь, но главное — приобрел прекрасно обученную, опытную и преданную армию.

Сородичи и потомки Астерикса и Обеликса довольно быстро романизиро­вались. Уже Цезарь включил нескольких галлов в состав римского Сената, и по этому поводу в Риме распевали частушки: Galli bracas deposuerunt, latum clavum sumpserunt, то есть «Галлы сняли штаны, тоги с каймой им даны». Тога претекста — с широкой пурпурной каймой — официальная одежда римских высших магистратов и сенаторов. Еще через несколько веков галлы забудут своих жрецов-друидов и родной язык и заговорят на испорченной латыни. Галлия станет одной из самых романизированных провинций Римской империи.

Легенда 3. Цезарь перешел Рубикон и сказал: «Жребий брошен»

Вердикт: так и было.

Это случилось в начале драматической гражданской войны между Цезарем и Помпеем. Бывшие соратники по первому триумвирату и родственники (любимая и единственная дочь Цезаря Юлия стала женой Помпея) оказались непримиримыми противниками.

В 54 году до нашей эры Юлия умерла при родах, а в следующем году, во время неудачного парфянского похода, погиб Красс. Фактически это означало конец триумвирата. Цезарь одерживал одну победу за другой в Галлии. Помпей же, наблюдая за растущей популярностью галльского наместника, испытывал ревнивые опасения, что тот потеснит его с пьедестала лучшего полководца Рима. Недоброжелатели Цезаря подняли в Сенате вопрос о досрочном прекра­щении его полномочий в Галлии. Помпей сначала попустительствовал этим проискам, а затем открыто перешел в стан врагов бывшего тестя, вступив в союз с крайними оптиматами из группировки Катона Младшего. И хотя в глазах оптиматов и Цезарь, и Помпей были потенциальными диктаторами, стремящимися покончить с властью Сената, они пошли на союз с Помпеем, выбирая меньшее из двух зол.

Формально полномочия Цезаря истекали 1 марта 49 года до нашей эры. Цезарь собирался заочно (in absentia) баллотироваться в консулы: таким образом, сложив проконсульские полномочия, он тут же приобретал новые консульские. Однако противники требовали немедленной явки полководца, собираясь привлечь его к суду: поводов за годы самостоятельного, без оглядки на Сенат, галльского командования накопилось достаточно. На заседании Сената 1 января 49 года до нашей эры Помпей и крайние оптиматы настояли на при­нятии постановления о немедленном сложении Цезарем его полномочий и роспуске войска. В случае отказа галльский командующий объявлялся «врагом отече­ства». Узнав о событиях в Риме, Цезарь в начале 49 года подошел со своим XIII легионом (единственным, который был у него по сю сторону Альп) к реке Рубикон, отделявшей Цизальпинскую Галлию от, собственно, Италии. По зако­ну диктатора Суллы наместник провинции не мог находиться на территории Италии с войском, и переход Рубикона с легионом означал начало гражданской войны.

Все античные авторы отмечают раздумья и колебания Цезаря, стоявшего перед Рубиконом. Светоний уверяет, что Цезарь обратился к спутникам с такими словами: «Еще не поздно вернуться; но стоит перейти этот мостик, и все будет решать оружие». Но тут случилось чудесное явление: неведомый человек дивного роста и красоты стал играть на свирели, а потом вдруг вырвал у одного из воинов трубу, бросился в реку и, протрубив боевой сигнал, поплыл к проти­воположному берегу. Тогда и были сказаны те самые слова. «Вперед, — вос­кликнул Цезарь, — вперед, куда зовут нас знаменья богов и несправед­ливость противников! Жребий брошен» (Iacta alea est).

По версии греческого исто­рика Аппиана, Цезарь, решившись перейти Рубикон, сказал присутствую­щим: «Если я воздержусь от этого перехода, друзья мои, это будет началом бедствий для меня; если же перейду — для всех людей». Затем «как вдох­нов­лен­ный свыше, он стремительно перешел реку», произнеся: «Пусть жребий будет брошен». Эту же фразу приводит Плутарх, добавляя, что Цезарь произнес ее по-гречески. По мнению выдающегося отечественного антико­веда Сергея Утченко, это вполне правдоподобно: полководец цитировал своего любимого греческого автора, комедиографа Менандра.

10 января 49 года до нашей эры Цезарь перешел Рубикон и стремительно двинулся через Этрурию на Рим. Так началась очередная гражданская война эпохи Поздней Римской республики.

Легенда 4. Цезарь силой захватил власть в Риме

Вердикт: да, верно.

Цезарь перешел Рубикон и двинулся к Риму. На своем пути он не встречал серьезного сопротивления: помпеянцы либо сдавались, либо отступали, а небольшие италийские города с энтузиазмом открывали Цезарю ворота. Помпей и его сторонники, напуганные быстрым продвижением противника, бежали из Рима, бросив даже государственную казну. С частью войска Помпей отправился в Грецию. Еще семь верных ему легионов находились в Испании.

С самого начала гражданской войны Цезарь заявил, что будет проводить по отношению к противнику политику милосердия — clementia: пленных он всегда отпускал, никого не карал, видных помпеянцев старался приблизить. Офицеры при этом нередко возвращались к Помпею, а солдаты по желанию зачислялись в легионы Цезаря. Это поведение, необычное для гражданских смут, раздиравших римлян со времен братьев Гракхов (последняя треть II века до нашей эры), составляло разительный контраст зверствам, творимым обеими сторонами — и марианцами, и сулланцами — во время первой гражданской войны. И хотя Цезарь выигрывал все решающие сражения, гражданская война продлилась целых пять лет: против Цезаря сражался все тот же упрямый костяк помпеянцев, которых он много раз побеждал, но всегда милосердно отпускал и прощал.

Последнее сражение гражданской войны произошло в марте 45 года до нашей эры при Мунде, в Испании. Исход его долгое время был неясен. В какой-то момент ряды цезарианцев дрогнули — тогда Цезарь схватил щит и ринулся вперед к вражеской линии. Его засыпал град копий, и тогда устыженные центурионы кинулись на выручку своему полководцу. По признанию самого Цезаря, битва при Мунде была для него самой тяжелой: он часто сражался за победу, теперь же ему впервые пришлось сражаться за жизнь.

Легенда 5. У Цезаря был роман с Клеопатрой

Вердикт: это правда.

Встреча Цезаря и Клеопатры произошла при драматических обстоятельствах. После знаменитой победы Цезаря над Помпеем в битве при Фарсале (48 год до нашей эры) удрученный Помпей, бросив остатки своей армии, отправился в Египет, надеясь найти там убежище: когда-то он оказал большую услугу покойному царю Птолемею Авлету. В этом эллинистическом царстве в то вре­мя шла династическая распря между наследниками Авлета — 13-летним царем Птолемеем XIII и его старшей сестрой, 20-летней Клеопатрой VII. Местные царедворцы, опекуны Птолемея, чтобы не ссориться с Цезарем, решили убить Помпея. За ним отправили лодку, а когда Помпей сошел с корабля и сел в нее, его закололи на глазах жены и сына. Цезарь, вслед за Помпеем прибывший в Александрию, с отвращением отнесся к этому злодейству и не смог сдержать слез при виде преподнесенного ему страшного подарка — отрубленной головы бывшего врага.

Несмотря на то что Цезарь приплыл в Египет всего с двумя малоукомплек­тованными легионами, римлянам удалось занять в Александрии стратегически важные позиции, включая царский дворец. Египтяне были встревожены, и не зря: Цезарь хотел покарать их за подлое убийство Помпея. Назревала война. Римлянин заявил о своем желании выступить посредником в вопросе о египетском престоло­наследии и под этим предлогом вызвал Клеопатру, которая то ли была изгнана, то ли сама бежала из Александрии. Плутарх рассказывает, как девушка тайком от брата пробралась в римский лагерь: ее пронес туда в «мешке для постели» один из ее друзей. Эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его. Так начался один из самых известных романов во всемирной истории.

Многие авторы — и древние, и современные — писали о необычайной привлекательности, любвеобильности и сексуальности египетской царицы, называли ее соблазнительницей, демонической женщиной, чаровницей: неслучайно появилась легенда о «египетских ночах Клеопатры». По утвер­ждению римского писателя IV века Аврелия Виктора, «многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи».

Однако если посмотреть на профиль Клеопатры на монетах или на античные бюсты, изображающие египетскую царицу, ее красота не кажется совершенной. Скорее Клеопатра обладала очарованием и умом, перед которыми редко кто мог устоять. Как писал Плутарх, «красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого взгляда, зато обращение ее отлича­лось неотразимою прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкой убедитель­нос­тью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух…».

Клеопатра была прекрасно образована, знала множество языков. Ее родным языком был греческий, и хотя она была египетской царицей, живым вопло­щением богини Исиды, в ее жилах не было ни капли египетской крови — со времен распада державы Александра Македонского Египтом правили Птолемеи, которые были греками.

Неудивительно, что Цезарь поддержал притязания Клеопатры на египетский престол и надолго задержался в Египте. После прибытия подкреплений Цезарь подавил антиримское восстание в Александрии, разбил армию Птоле­мея. Во время бегства юный царь утонул в Ниле, а Клеопатра была провозгла­шена египетской царицей. После этого римский полководец не спешил покинуть Египет: вместе с Клеопатрой он совершил путешествие по Нилу в сопровожде­нии огромной флотилии из 400 кораблей, наслаждаясь радо­стями жизни и посещая заодно все крупнейшие достопримечательности страны.

Однако гибель Помпея не означала конец гражданской войны. Более того, за прошедшие месяцы помпеянцы значительно усилились, и, чтобы не поте­рять плоды фарсальской победы, в начале лета 47 года до нашей эры Цезарю пришлось покинуть Египет. Несколько недель спустя после его отъезда у Клеопатры родился сын, тоже Цезарь (александрийцы называли его Цезари­оном, то есть «маленьким Цезарем»), как пишет Светоний, очень похожий на отца и лицом, и осанкой.

В 46 году до нашей эры Цезарь вызвал Клеопатру в Рим, выделил ей роскош­ную виллу на берегу Тибра, устроил пышный прием. Визит был официаль­ный — для заключения союза между Римом и Египтом, — но египетская царица надолго задержалась в Риме. Однако Цезарь не развелся со своей женой Каль­пурнией и не женился на Клеопатре. Свою последнюю ночь накануне мартов­ских ид он провел с женой, с ней он прощался, собираясь в Сенат 15 марта 44 года. Цезарь так и не признал официально Цезариона своим сыном и не упомянул его в завещании, сделав основным наследником внучатого племянника Гая Октавия. И все же, перечисляя главные любовные победы Цезаря, Светоний замечает, что больше всех тот любил Клеопатру.

Легенда 6: Цезарь — автор слов «Пришел, увидел, победил»

Вердикт: да, это слова великого римлянина.

По латыни они звучат еще выразительнее: Veni, vidi, vici — из-за риторической фигуры аллитерации.

Появление этой фразы связано с одним из эпизодов гражданской войны между цезарианцами и пом­пеянцами (49–45 годы до на­шей эры), а именно с понтийской кампанией. Боспорский царь Фарнак, воспользовавшись римской междоусобицей, стал отвоевывать бывшие владе­ния своего отца Митридата, которого когда-то победил Помпей. Бо́льшая часть Понтийского царства в 63 году до нашей эры была превращена в римскую провинцию Понт. Фарнак во время тех событий предал своего отца, за что получил от римлян часть его владений (Боспорское царство). Однако это его не удовлетворило: сын Митридата мечтал воссоздать великую Понтийскую державу. Получив известие о враждебных действиях Фарнака, Цезарь спешно покинул Египет и 2 августа 47 года до нашей эры разгромил Фарнака в битве у города Зела. Понтийская кампания длилась всего пять дней, и эта молниенос­ность отразилась в известном крылатом выраже­нии. О том, что его произнес именно Цезарь, свидетельствуют разные антич­ные авторы — правда, с некото­рыми расхождениями. Плутарх говорит о том, что эти слова есть в письме Цезаря его другу Амантию (видимо, это искажение, имеется в виду друг Цезаря по имени Гай Матий), а Аппиан — что выраже­ние встречается в донесении в Сенат. Светоний утверждает: когда в 46 году до нашей эры Цезарь справлял четверной триумф — над Галлией, Египтом, Понтом, Африкой, — в понтий­ской части триумфа среди трофеев несли доску с надписью Veni, vidi, vici. По словам Светония, «…этим Цезарь отмечал не события войны, а быстро­ту ее завершения».

Легенда 7: В честь Цезаря назвали месяц июль

Вердикт: да, это так.

Раньше в римском календаре этот месяц назывался квинтилий (Quintilis), буквально «пятый». Первым месяцем в древнем календаре считался март (Martius), названный в честь Марса, бога плодородия, позднее, после отожде­ствления с древнегреческим Аресом, ставшего богом войны. Некоторые названия месяцев, восходящих к числительным, так и остались в римском календаре, а потом и в календарях народов, позаимствовавших их у римлян: September («седьмой», «сентябрь»), October («восьмой», «октябрь»), November («девятый», «ноябрь»), December («десятый», «декабрь»). По сообщению Светония, месяц квинтилий, в который родился Цезарь, был переименован в Iulius («июль») еще при жизни диктатора, в начале 44 года до нашей эры. По другой версии, это произошло после убийства Цезаря, когда его друг и коллега по консулату 44 года, Марк Антоний, провел специальный закон о переименовании квинтилия — lex Antonia de mense Quintili, «чтобы в этот месяц за четыре дня до квинтилиевых ид был объявлен июль».

Легенда 8. Цезарь был диктатором

Вердикт: это правда.

К 45 году до нашей эры Цезарь стал полновластным правителем Рима. Юридическим обоснованием его власти были диктаторские полномочия. Первый раз Цезарь стал диктатором осенью 49 года до нашей эры — правда, пробыл он в этой должности всего 11 дней. За это время он организовал выбо­ры, устроил празднества и предложил ряд законов, в том числе о хлебных раздачах для нуждающихся и о частичной кассации долгов.

В конце 48 года до нашей эры после Фарсальской битвы диктаторские полномочия были даны Цезарю на неопределенное время — как когда-то диктатору Сулле. Кроме того, Сенат декретировал победителю Помпея целый ряд неслыханных почестей: он получил право самостоятельно объявлять войну и заключать мир, в течение пяти лет выставлять свою кандидатуру на консульских выборах, также ему была дарована пожизненная трибунская власть. Народные трибуны в Риме обладали правом вето, то есть могли воспрепятствовать принятию любого законопроекта или постановления. Эту должность занимали только плебеи, Цезарь же по происхожде­нию был патрицием. Тогда специально для римского диктатора была придумана фишка с отделением полномочий от должности. После битвы при Тапсе в 46 году до нашей эры диктатору передавались цензорские полномочия, то есть теперь он сам составлял список членов Сената. Он стал принцепсом Сената, то есть первым высказывал мнение и подавал голос при обсуждениях, а его курульное кресло стояло между креслами консу­лов, высших римских магистратов. После сражения при Мунде неистощимый на лесть Сенат преподнес победителю титулы Освободителя, Отца Отечества и Императора.

Возвеличивание Цезаря достигло апогея в начале 44 года до нашей эры. Его особа была объявлена неприкосновенной (sacrosanctus), диктатору посвящались храмы, в его честь устраивались игры, его статуи почитались наряду с изобра­жениями богов. В феврале 44 года до нашей эры диктатура Цезаря была объявлена пожизненной. Власть диктатора все более напоминала царскую, но при этом она сочеталась с республикан­скими институтами — Сенатом, магистрату­рами, народным собранием. Цезарь стремился не упразднить их, а подчинить своему контролю.

Диктатор не только упрочил свое личное положение, но и провел ряд мер по стабилизации римской жизни. В духе объявленной им политики милосер­дия он повелел восстановить в Сенате статуи Суллы и Помпея. Были приняты законы против роскоши. Велось обширное строительство. Под руководством египетского астронома Созигена была проведена реформа календаря. Около 80 тысяч ветеранов Цезаря (среди них было и немало бывших помпеянцев) получили землю. В провинциях основали множество новых колоний, что ускорило процесс романизации покоренных римлянами народов; многим городам и некоторым провинциям были дарованы права римского граждан­ства.

Легенда 9. Цезарь был вероломно убит лучшим другом, а перед смертью воскликнул: «И ты, Брут!»

Вердикт: это только отчасти правда; Цезарь считал Брута своим другом, а вот слов этих он не произносил.

В начале 44 года до нашей эры Цезарь готовился к грандиозному походу на Восток против Парфянского царства. Приблизительно в это же время против диктатора возник заговор, среди участников которого было много прощенных помпеянцев, в том числе руководители заговора Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин. Впрочем, было там и немало цезарианцев, обязанных диктатору карье­рой и богатством: Децим Брут, Требоний. Кое-кто примкнул к заговорщикам из личных соображений, но большинство искренне опасалось, что единовла­стие Цезаря рано или поздно обернется неприкрытой тиранией. 15 февраля 44 года во время праздника Луперкалий произошел инцидент, весьма болез­ненно воспринятый частью римского общества.

Полководец и друг Цезаря Марк Антоний публично попытался увенчать диктатора короной, обвитой лавровым венком. «В народе, как было заранее подготовлено, — пишет Плу­тарх, — раздались жидкие рукоплескания. Когда же Цезарь отверг корону, весь народ зааплодировал». Антоний попытался проделать этот фокус второй раз — все повторилось. Заметив реакцию присутствующих, Цезарь велел отнести венец в храм Юпитера Капитолийского. На статуе полулегендарного предка Марка Юния Брута, Луция Юния Брута, одного из основателей Римской республики и ниспровергателя последнего царя Тарквиния Гордого, появля­лись надписи: «Если б ты был жив!», «О, если бы ты был сегодня с нами!» 

Самому же Марку Юнию Бруту на его преторское место (в 44 году он исполнял должность претора) подкидывали записочки примерно такого содержания: «Ты спишь, Брут?», «Ты не настоящий Брут!». 

Несколько слов о Бруте, который стал олицетворением заговора. Цезарь всегда к нему нежно относился — возможно, из-за его матери Сервилии, которая когда-то была возлюбленной диктатора. Некоторые античные авторы даже намекают на то, что Брут был сыном Цезаря, однако это крайне сомнительно. Брут родился в 85 году до нашей эры. Цезарю в это время было около 16 лет, а отношения с Сервилией явно начались гораздо позже. В начале гражданской войны Брут примкнул к Помпею, но после поражения помпеянцев при Фарсале сдался Цезарю, который простил его, приблизил и «принял в число ближайших друзей».

В новой политической реальности Брут сделал весьма успешную карьеру: в 46 году до нашей эры Цезарь назначил его наместником Цизальпинской Галлии, в 44 году он стал городском претором, а в 41-м должен был получить должность консула. Все это не мешало Бруту восхищаться врагом Цезаря Катоном и даже написать в 45 году панегирик ему. Тогда же Брут женился на дочери Катона Порции, разведясь со своей первой женой Клавдией Пульхрой.

По утверждению Плутарха, в заговор Брута привлек Кассий по просьбе других участников, желавших получить в свои ряды эту символи­ческую — благодаря имени — фигуру.

Заговорщики решили убить Цезаря на последнем перед походом на войну с парфянами заседании Сената 15 марта 44 года — в иды марта по рим­скому календарю. Накануне Кальпурния, жена диктатора, увидела во сне убитого мужа, но Цезарь, не обращая внимания на зловещие слухи и предостережения, все же отправился на заседание Сената. Встретив гадателя Спуринну, который когда-то предостерег его от опасности, поджидавшей в мартовские иды, диктатор, посмеиваясь, заметил, что иды уже пришли. «Да, пришли, но еще не прошли», — ответил тот. Один из прохожих подал Цезарю свиток, содер­жавший подробный донос о заговоре и плане убийства, но диктатор так и не успел его прочесть и вошел в курию Помпея, где собирался Сенат, с этой запиской в руке.

Несколько сенаторов окружили кресло диктатора, в воздухе замелькали кинжалы. «Непосвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать, ни даже кричать. Все заговорщики окружили его с обнаженными кинжалами: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному ловцами, встречал удары мечей, направ­ленные ему в лицо и в глаза, так как было условлено, что все заговорщики примут участие в убийстве и как бы вкусят жертвенной крови». Раненый Цезарь облокотился о цоколь статуи Помпея, обагрив ее своей кровью.

Описывая эту трагическую сцену, все античные авторы отмечали особое эмоциональное отношение Цезаря к Бруту, когда диктатор заметил того среди убийц. Плутарх со ссылкой на «некоторых писателей», не дошедших до нас, пишет: «…отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары». Дион Кассий утверждает, что в момент сильного удара, нанесенного Брутом, диктатор воскликнул по-гречески: «И ты, дитя!» 

Светоний также, ссылаясь на некие источники, свидетельствует: бросившемуся на него Бруту Цезарь сказал на греческом: «И ты, дитя мое!» (καὶ σὺ τέκνον). Но ни один источник не приводит слов «И ты, Брут» — Et tu, Brute. Эту фразу вложил в уста умираю­щего диктатора Уильям Шекспир, и она впервые появилась в его трагедии «Юлий Цезарь».

На теле диктатора были обнаружены 23 ножевые раны, но только одна, нанесенная в грудь, по мнению врача Антистия, оказалась смертельной. Кто ее нанес, неизвестно.

Через два года, потерпев от Антония и Октавиана поражение в битве при Филиппах, покончат с собой руководители заговора — Брут и Кассий.

Легенда 10. Цезарь был хорошим писателем

Вердикт: бесспорно.

Цезарь был не только выдающимся полководцем и умелым политиком, но и превосходным писателем и великолеп­ным оратором. По утверждению Светония, литературное творчество нравилось ему еще в детстве — в юности Цезарь написал «Похвалу Геркулесу», трагедию «Эдип», «Собрание изрече­ний», но по распоряжению императора Августа эти юношеские пробы пера никогда не издавались.

Уже будучи взрослым, Цезарь сочинил трактат по грамматике «Об аналогии», который высоко оценивал Авл Геллий, автор «Аттических ночей» (II век). Это ученое сочинение до нас не дошло. Известно, что в нем Цезарь, рассматривая нормы латинского языка, принял участие в споре между близкими ему по духу аналогистами, подчеркивающими преобладание правил над исключениями, и аномалистами, уделявшими большое внимание неправильностям и отклонениям от нормы. К сожалению, не сохранились и другие его труды: поэма «Путь», сочинение по астро­номии, написанное в соавторстве с Созигеном, а также политический памфлет «Антикатон» — полемический ответ на панегирик Цицерона «Катон».

К счастью, главные сочинения Цезаря, «Записки о Галльской войне» и «Записки о гражданской войне», благополучно пережили века. Первые семь книг «Записок о галльской войне» рассказывают о завоевании Галлии и двух походах в Британию; изложение заканчивается событиями 52 года до нашей эры, сдачей Верцингеторикса. Рассказ о кампании 51 и 50 годов был продолжен офицером и другом Цезаря, Авлом Гирцием. «Записки о граждан­ской войне» Цезарь не успел дописать; третья книга прерывается на рассказе о прибытии в Египет и захвате римлянами ключевых мест в городе. Кто имен­но написал продолжение, закончив сагу о гражданских войнах, неизвест­но. Споры об авторстве этих книг велись еще в Античности (одни называли Гая Оппия, другие — Авла Гирция) и продолжаются до сих пор.

Интересно, что о себе Цезарь всегда говорит в третьем лице — видимо, для создания эффекта объективности и бо́льшей убедительности. Но, несмотря на тенденциозность его «Записок», это великолепный исторический источник, а по некоторым сюжетам (история, религия, культура доримской Галлии) даже уникальный. К тому же это превосходная латынь: язык Цезаря прост и лакони­чен, но емок и выразителен. Когда учат латинский язык, в качестве первого автора для чтения обычно берут Цезаря, так что каждый выпускник классиче­ской гимназии на всю жизнь запоминает первую фразу «Записок о галльской войне» с ее чарующим ритмом и благозвучием, пропадающими, к сожалению, в переводе: Gallia est omnis divisa in partes tres, quarum unam incolunt Belgae, aliam Aquitani, tertiam qui ipsorum lingua Celtae, nostra Galli appellantur…

Легенда 11. Цезарь носил лавровый венок, чтобы скрыть лысину

Вердикт: это правда.

Светоний так описывает Цезаря: «…он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отли­чался превосходным: лишь под конец жизни на него стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во вре­мя заня­тий у него были приступы падучей». Цезарь весьма тщательно следил за своей внеш­ностью и ухаживал за телом: волосы он не только стриг и брил, но и выщипывал, за что его крити­ковали некоторые современники-моралисты. По словам все того же Светония, Цезарь не выносил безобразившую его лысину. Поэтому он обычно зачесывал поредевшие волосы с темени на лоб, а также с удовольствием воспользовался правом постоянно носить лавровый венок.

Легенда 12. Цезарь мог делать три дела одновременно

Вердикт: по крайней мере, Цезарю удалось создать такое мнение о себе у современников и потомков.

Античные авторы пишут, что Цезарь был невероятно работоспособен, энергичен и умел моментально решать все проблемы. Плутарх описывает картину, которую друзья и соратники Цезаря не раз наблюдали во время галльской кампании: сидя на коне, полководец диктует письма сразу несколь­ким писцам. Светоний упоминает, что, наблюдая за поединками гладиа­торов, Цезарь одновременно читал письма, донесения и другие бумаги или писал на них ответы. Плиний Старший пишет о «выдающей­ся жизнен­ной энергии» (animi vigore praestantissimum) Цезаря: секретарям он диктовал по четыре письма сразу, и все — о важнейших делах, а если он не был занят чем-то другим, то по семь.

Создается впечатление, что великий римлянин действительно умудрялся делать несколько дел одновременно, хотя не исключено, что он просто быстро переключался с одной задачи на другую.

Легенда 13. Слово «царь» — тоже от Цезаря

Вердикт: так и есть.

Причем не только русский «царь», но и немецкий Kaiser. В императорском Риме «цезарь» (Caesar) стало частью титулатуры императоров наряду с «августом». В разные эпохи были свои нюансы: например, когда император Диоклетиан в конце IV века придумал свою тетрархию, разделив империю на четыре части, два старших властителя именова­лись «августами», а их по­мощ­ники — «цезарями». Латинский титул Caesar, как и его греческий аналог Καῖσαρ, охотно заимствовали для наименования верхов­ного правителя или вождя различные народы и племена, жившие по соседству с Римской импе­рией, включая и тех, кто ее, в конце концов, прикончил и рас­тащил на куски. Так называли себя и вожди германского племени готов, у которых, по мнению Макса Фасмера, автора «Этимологического словаря русского языка», многие славянские народы позаимствовали титул Káisar. Отсюда и древнерусский и старославян­ский цѣсарь, сербохорватский цȅсар, словенский césar, чешский císař, словацкий cisár, польский сеsаrz. Потом древнерусское цѣсарь сократилось до цьсарь, а затем превратилось в царь.

В древнерусской, а затем и средневековой традиции царями принято было именовать императоров Священной Римской империи и Византии (отсюда Царьград, как на Руси называли Константинополь), а также библейских пра­вителей, монгольских ханов; неофициально этот титул примеряли к себе и древнерусские князья, а потом московские правители. Официально же титул царя принял Иван IV, который в 1547 году короновался как царь «всеа Русии».

Легенда 14. Цезарь придумал одноименный салат

Вердикт: это неправда.

Если между салатом и римским диктатором и есть связь, то она весьма опосредованная. Салат был назван в честь придумавшего его американ­ского повара итальянского происхождения Цезаря Кардини (Caesar Cardini), который в 1920–40-е годы владел несколькими ресторанами в Тихуане и Сан-Диего (Нижняя Калифорния). На самом деле, автора одного из самых популярных блюд американской кухни звали Чезаре (Cesare) — весьма популярное имя на родине Цезаря, в Италии, откуда Кардини эмигрировал в США в 1913 году.

По воспо­мина­ниям Розы Кардини, ее отец изобрел этот салат 4 июля 1924 года в рес­торане Caesar’s Place при одноименной гостинице в Тихуане, когда во время празднования Дня независимости иссякли кухонные запасы и надо было срочно накормить гостей. Блюдо пришлось по вкусу голливудским знамени­тостям, а в Европе вошло в моду благодаря Уоллис Симпсон, возлюб­ленной, а потом жене герцога Виндзорского, бывшего короля Великобритании Эдуарда VIII, которому этот мезальянс стоил короны: обедая во время поездок в Европу в лучших ресторанах континента, герцогиня Виндзорская всегда заказывала салат «Цезарь». Впрочем, есть и другая версия происхождения салата: будто бы его изобрел итальянский повар Джакомо Юниа в Чикаго еще в 1903 году и назвал его в честь великого римлянина, чьим почитателем он был.

Автор Татьяна Кудрявцева

Источники и литература
Авл Геллий. Аттические ночи. Книга I. Пер. и коммент. А. Б. Егорова.
Аврелий Виктор. О знаменитых людях. Пер. В. С. Соколова.
Аппиан. Гражданские войны. Пер. с древнегреческого под ред. С. А. Жебелёва.
Кассий Дион Коккейан. Римская история. Кн. XLIV.
Макробий. Сатурналии. Кн. I. Пер. В. Т. Звиревича.
Светоний Транквилл Гай. Жизнь двенадцати цезарей. Божественный Юлий. Божественный Август. Пер. с латыни М. Л. Гаспарова.
Плиний Старший. Естественная история. Пер. Б. А. Старостина.
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Цезарь, Помпей, Цицерон, Марк Антоний, Брут. Изд. подг. С. С. Аверинцев, М. Л. Гаспаров, С. П. Маркиш.
Цезарь Гай Юлий. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей. Галльская война. Гражданская война. Александрийская война. Африканская война. Пер. с лат. М. М. Покровского.
Егоров А. Б. Антоний и Клеопатра. Рим и Египет: встреча цивилизаций. СПб., 2012.
Егоров А. Б. Юлий Цезарь. Политическая биография. СПб., 2014
Моммзен Т. История Рима. Т. 2–3. СПб., 1994.
Утченко С. Л. Юлий Цезарь. М., 1976.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка.
Lurie S. The Changing Motives of Cesarean Section: From the Ancient World to the Twenty-First Century. Archives of Gynecology and Obstetrics. Vol. 271. 2005.

1. Артур Конан Дойл — создатель фразы «Элементарно, Ватсон»

За все книги слово «элементарно» Холмс произносит лишь пару раз, но никогда не говорит «Элементарно, Ватсон» или «Элементарно, мой дорогой Ватсон». Впервые в каноничном виде фраза появилась в коротенькой пародии 1901 года на приключения знаменитой пары. Главными персонажами были некие Потсон и Шейлок Комбс. Именно из уст последнего прозвучало: «Элементарно, мой дорогой Потсон».

Оттуда выражение перекочевало в газеты, где его стали приписывать Холмсу. Фраза настолько соответствовала образу знаменитого сыщика, что приросла к нему намертво. Попала она и в знаменитую советскую экранизацию похождений Холмса и Ватсона.

2. Марк Твен описал в «Приключениях Тома Сойера» своё детство

Многие думают, что Твен воплотил в весёлых похождениях Тома Сойера собственные воспоминания. Это верно, но лишь отчасти. Например, родной город писателя Ганнибал стал прототипом Сент-Питерсберга из повести. А описанные в книге странные суеверия действительно ходили среди рабов и детей в США в 1830–40-е годы.

Но Том Сойер — это не 12-летний Марк Твен. Американец рассказывал, что персонаж основан на характере трёх мальчишек, с которыми прошло детство писателя в южных штатах США. Причём почти все события книги происходили в реальности, но только одно или два из всех приключений Твен пережил сам. Остальные пришлись на долю его одноклассников.

3. Детские воспоминания Александра Пушкина о няне повлияли на его творчество

Ещё из школьной программы хорошо известно, что большое влияние на главного российского поэта оказала няня Арина Родионовна. Именно под вдохновением от её историй Пушкин написал свои знаменитые сказки: о царе Салтане, о мёртвой царевне, о попе и работнике его Балде.

Арина Родионовна действительно была кладезем русского фольклора: знала много пословиц, поговорок и поверий, увлекательно рассказывала сказки. Вот только оценил это Пушкин уже взрослым человеком и состоявшимся литератором, а не в детстве, как считают многие.

Вернувшийся в родное имение во время михайловской ссылки Александр Сергеевич не только слушал рассказы няни, но и записывал их. Так Пушкин стал одним из первых российских фольклористов. Арина Родионовна скрасила ссыльные будни поэта, что тот и увековечил в стихотворных строчках: «Подруга дней моих суровых…».

Детские же годы поэт запомнил в довольно негативном ключе. Семья Пушкиных часто переезжала, поэтому, например, в творчестве Александра Сергеевича почти нет упоминаний родного дома. Некоторые биографы даже пишут, что у поэта не было детства. Так что говорить о роли детских воспоминаний о няне не приходится.

4. Булгаков писал свои произведения под воздействием морфия

Не секрет, что писатель употреблял морфий, который сегодня считается наркотическим веществом: свой опыт классик отобразил в повести «Морфий». Поэтому широко распространено предубеждение, что именно благодаря наркотику Булгаков мог писать так ярко и талантливо.

Однако исследования жизни писателя показывают, что период зависимости был совсем коротким. Он длился всего около года. Работая врачом, Булгаков сделал себе прививку от дифтерии, которая вызвала сильные боли. Писатель стал глушить их морфием и так пристрастился к наркотику. Сам Михаил Афанасьевич в зависимость не верил, хотя в определённый момент дело дошло до ломок и припадков безумия.

Спасла писателя жена Татьяна: по совету знакомого врача она втайне от мужа постепенно разбавляла дозы вредного вещества. И чем меньше наркотика употреблял Булгаков, тем слабее становилась зависимость. В итоге писатель смог избавиться от пагубной привычки довольно быстро. И произошло это ещё до того, как он стал зарабатывать литературой на жизнь.

5. Эрнест Хемингуэй — автор короткого рассказа о детских ботиночках

Согласно легенде, знаменитый американский писатель, мастер краткого («телеграфного») стиля, поспорил с друзьями на 10 долларов, что сочинит полноценный рассказ всего из шести слов. И Хемингуэй этот спор якобы выиграл, написав на салфетке: «Продаются детские ботиночки. Неношеные» (англ. For sale, baby shoes, never worn).

На самом деле похожие истории и даже формулировки появлялись в газетах ещё в начале XX века, когда Хемингуэй был ребёнком. В заметках авторы рассказывали о трагедиях матерей, которые были вынуждены продавать или отдавать неношеные вещи погибших детей.

История об авторстве Хемингуэя была растиражирована уже после его смерти в 1990-е годы. В частности, о вымышленном споре любил рассказывать литературный агент писателя. Да и сама история о ботиночках хорошо подходила краткой манере письма Хемингуэя. Так и возник миф.

Вам в детстве говорили не сидеть слишком близко к телевизору? Нам тоже. Долгое время тесный зрительный контакт с экранами считался главной причиной эпидемии близорукости, но не так давно появились новые данные, которые заставляют взглянуть на эту проблему с другой точки зрения.

О рыцарстве ходит множество слухов и утверждений, а литература и кинематограф создали о них немало стереотипов, в которые мы верим. Рыцари чаще всего представляются нам закованными с ног до головы воинами на тяжёлых лошадях, которые в битвах непобедимы и неуязвимы, а в мирной жизни благородно борются на турнирах за внимание прекрасной дамы.

Однако реальная жизнь этих людей была совсем другой, только вот далеко не все из нас об этом догадываются.

Обычно нам представляется рыцарь в качестве огромной кучи собранного и скреплённого между собой железа верхом на лошади. Неуязвимый в своих доспехах воин очень сильно бьёт, однако если он случайно упадёт, то встать на ноги без помощи оруженосца он вряд ли сможет из-за тяжёлой и неудобной броня. А на самом деле полный пластинчатый доспех, изготовленный из закалённой стали, в среднем весил примерно 15–25 килограмм. Казалось бы, и такая тяжесть также немалая, однако оружейники умели создавать латы так, чтобы придерживаться равномерному распределению веса по телу владельца, поэтому он был способен не только свободно ходить, но также бегать и даже прыгать, а некоторые случаи, которые зафиксировала история, доказывает, что отдельные рыцари и танцевали в своих доспехах, не испытывая каких-либо проблем или стеснений.

Каждый рыцарь владел замком

Зачастую мы представляем, что у каждого рыцаря был собственный замок, однако это не совсем так. Всё дело в том, что замок даже по тем временам был очень дорогим сооружением, который, к тому же, ещё и довольно долго строился, учитывая, какие технологии были тогда доступны человечеству. Например, в Англии в 1214 году, по данным редакции Novate.ru, насчитывалось несколько тысяч рыцарских имений, но при этом построено всего 179 баронских и 93 королевских замка. Большинство рыцарей действительно владели собственными землями и деревнями, которые их содержали, однако при отсутствии денег на строительство и содержание замка, они проживали в усадьбах — само собой, те явно были богаче среднестатистического крестьянского домишка, однако и до полноценного средневекового замка им тоже было далеко.

Рыцари сражались на турнирах ради внимания прекрасной дамы

Традиционно считается, что рыцарь, который одержал победу в турнире, получает в награду от прекрасной дамы, наблюдающей за поединком, цветок, платок или другое выражение благосклонности. И мол, этот знак внимания и был той самой целью, с которой рыцарь вообще дрался на турнире. Действительно, сохранились записи, которые подтверждают, что победитель получал поцелуй самая красивой девушки на турнире либо разделял с ней ужин из экзотического блюда, по типу приготовленного павлина. Вот только на самом деле основной наградой за состязания были деньги. После турнира обычно организовывался пир, где победитель получал неплохой денежный приз: кольцо с бриллиантами, золотые застёжки с рубинами, кубок, драгоценные камни и монеты и многое другое.

Бронированные гульфики носили практическую функцию

Большинство, кто видел на изображениях рыцарских доспехов «гульфик», посчитают, что он носил такую же защитную функцию как и остальные части лат. Однако в реальности этот элемент носился исключительно как модный аксессуар, который позволял убедить окружающих в «мужестве» рыцаря и впечатлить представительниц прекрасной половины человечества. Именно поэтому их украшали то камнями, то даже изображениями, а конкретной практической нагрузки гульфики никогда не имели.

Рыцари были образцом галантности

Один из самых популярных мифов, который относится к рыцарству уповает на Средневековье, как романтическую эпоху, где рыцари без страха и упрёка совершают храбрые подвиги, клянутся в любви и верности своей даме сердца и вообще ведут себя как настоящие благородные джентльмены, причём со всеми, вне зависимости от положения человека на социальной лестнице. Однако, к сожалению, реальность жизни и поведения рыцарей была куда менее положительной, а все эти стереотипы появились из сюжетов идеализированных рыцарских романов. Представители закованных в латы воинов грешили не меньше, чем другие люди: они могли промышлять похищением скота, грабежом, мародёрством, и даже насилием и пытками. Останавливало таких отъявленных негодяев разве что привлечение внимания монарха или сюзерена. Тем более, что законы предусматривали наказание в виде лишения рыцарского звания только в случае совершения тяжёлого преступления в отношении дворянина.

Правда ли, что у Николая Васильевича Гоголя был ужасно длинный нос? Он постоянно болел, а к концу жизни еще и сошел с ума (поэтому и сжег второй том «Мертвых душ»)? А еще он был тайным гомосексуалом? Что из этого правда, а что нет и откуда взялись разные мифы, рассказываем ниже.

«…Гоголю привыкли не верить. Чуть ли не все, что
говорил Гоголь, признавалось не заслуживающей
внимания мистификацией».
Василий Гиппиус

Как в воспоминаниях современников, так и в позднейших исследованиях неизбежно возникает мысль о лживости и неискренности Гоголя, о том, что даже его прямая речь совсем не обязательно правдива и что «все не то, чем кажется».

«Гоголь был лгун. Вершиной романтического искусства считалось стрем­ле­ние открыть перед читателем душу и сказать „правду“. Вершиной гого­лев­ского искусства было скрыть себя, выдумать вместо себя другого чело­века и от его лица разыгрывать романти­ческий водевиль ложной искрен­ности. Принцип этот определял не только творческие установки, но и быто­вое поведение Гоголя. Достаточно просмотреть его письма, чтобы убедить­ся, что он систе­матически мистифицирует своих корреспондентов: то, нахо­дясь в России, пишет как бы из-за границы, то выдумывает несуще­ствую­щие де­тали, превращающиеся потом в мучительные загадки для его биографов» 


Известно несколько примеров таких писем, когда мы точно знаем, что напи­санное в них — ложь. Иногда она напоминает неудержимое хвастовство в духе Хлестакова — например, в письме матери от 4 января 1832 года: «Скажите мошеннику полтавскому почтмейстеру, что я на днях, видевшись с кн. Голицыным, жаловался ему о неисправности почт» 

В комментарии к этому письму отмечено: «О знакомстве Гоголя с кн. Александром Нико­лаевичем Голицыным (1773–1844), занимавшим при Николае I пост главно­управляющего почтовым департаментом, ничего не известно. Возможно, что Гоголь просто решил припугнуть полтавского почтмейстера»

Иногда это продуманный обман. Приехав в 1839 году в Москву, Гоголь пишет матери письмо якобы из Триеста: «Насчет же моей поездки я еще ничего реши­тельно не предпринял. Я живу в Триесте, где начал морские ванны, которые мне стали было делать пользу, но я должен их прекратить, потому что поздно начал, с будущей весной их продолжаю. Если я буду в России, то это будет никак не раньше ноября месяца и то если найду для этого удобный случай и если эта поездка меня не разорит» 


Атмосфера мистификации, сопровождавшая Гоголя, создала прекрасную почву для появления вокруг его фигуры множества мифов.

Легенда 1. У Гоголя был ужасный характер

Вердикт: да, характер у него был не из легких.

Говоря о характере, мы вступаем в сферу субъективных оценок, которые легко могут противоречить друг другу. И все же даже ближайшим друзьям Гоголя, готовым простить ему многое, судя по всему, было непросто в общении с ним. Скрытность писателя, ставшая помехой для его биографов, очень остро вос­при­­нималась близкими ему людьми, потому что подрывала саму идею друж­бы. Вот отрывок из письма друга Гоголя Петра Александровича Плет­нева:

«Но что такое ты? Как человек существо скрытное, эгоистическое, надменное, недоверчивое и всем жертвующее для славы. Может быть, все это и необходи­мо для достижения последнего. Итак, я не назову ни одного из этих качеств пороком: они должны сопутствовать человеку, рожденному для славы. <…> Но как друг что ты такое? И могут ли быть у тебя друзья? Если бы они были, давно высказали бы они тебе то, что ты читаешь теперь от меня». 

Даже в очень прочувствованном, написанном после смерти писателя «Письме к друзьям Гоголя» Сергей Тимофеевич Аксаков не может обойти эту черту:

«Даже с друзьями своими он не был вполне, или, лучше сказать, всегда, откровенен. Он не любил говорить ни о своем нравственном настроении, ни о своих житейских обстоятельствах, ни о том, что он пишет, ни о своих делах семейных. Кроме природного свойства замкнутости, это происходило оттого, что у Гоголя было постоянно два состояния: творчество и отдохно­вение. Разумеется, все знали его в последнем состоянии, и все замечали, что Гоголь мало принимал участия в происходившем вокруг него, мало думал о том, что говорят ему, и часто не думал о том, что сам говорит…». 

В общении с незнакомыми или несимпатичными ему людьми эта замкнутость принимала довольно оскорбительные формы. Согласно воспоминаниям знако­мой писателя Веры Александровны Нащокиной, «обыкновенно разговорчивый, веселый, остроумный с нами, Гоголь сразу съеживался, стушевывался, заби­вался в угол, как только появлялся какой-нибудь посторонний, и посматривал из своего угла серьезными, как будто недовольными глазами или совсем уходил в маленькую гостиную в нашем доме, которую он особенно любил». 

Однажды Гоголя уговорили приехать к Чаадаеву — и Гоголь весь вечер притворялся там спящим. Дмитрий Николаевич Свербеев, дипломат, историк, хозяин московского литературного салона, знакомый и с Чаадаевым, и с Го­голем, вспоминал, что «долго не мог забыть Чаадаев такого оригинального посещения, и, конечно, оно вспоминалось ему при чтении Гоголя, а может быть, и при суждении о его произведениях».

Эти вспышки нелюдимости не всегда имели объяснение. Аксаков описывает, как к нему приезжал писатель Дмитрий Княжевич (все эти разы Гоголь был у него в гостях). В первый раз Гоголь тихонько сбежал из дома, во второй — притворился спящим, а потом тоже сбежал, на третий — вышел навстречу и как ни в чем не бывало «протянул ему обе руки, кажется, даже обнял его, и началась самая дружеская беседа приятелей, не видавшихся давно друг с другом…». «Всякое объяснение казалось мне так невыгодным для Гоголя, что я уже никогда не говорил с ним об этом — в чем раскаиваюсь теперь», — пишет Аксаков. 

Однажды Гоголь сбежал с московской постановки «Ревизора», когда стало понятно, что публика в восторге и хочет видеть автора. «Публика была очень недовольна, сочла такой поступок оскорбительным и приписала его безмер­ному самолюбию автора». 

Потом Гоголь объяснял свое исчезновение тем, что получил некое горестное известие от родных. Но никто ему особо не пове­рил: «Мать Гоголя вскоре приехала в Москву, и мы узнали, что ничего особенно огорчительного с нею в это время не случилось. Отговорка Гоголя признана была нами за чистую выдумку».

Аксаков почти всегда пытался дать поведению Гоголя приемлемое объяснение, но не все были так терпеливы, как он: многие, особенно посторонние наблю­датели, считали Гоголя исключительно капризным: «Трудно представить себе более избалованного литератора и с большими претензиями, чем был в то время Гоголь». 

Петр Иванович Бартенев (в будущем — издатель журнала «Русский архив»), встречавший Гоголя в доме Хомяковых, очень близких друзей писателя, вспоминал:

«Он капризничал неимоверно, приказывая по нескольку раз то приносить, то уносить какой-нибудь стакан чая, который никак не могли ему налить по вкусу; чай оказывался то слишком горячим, то крепким, то чересчур разбавленным; то стакан был слишком полон, то, напротив, Гоголя сердило, что налито слишком мало. Одним словом, присутст­вующим становилось неловко; им только оставалось дивиться терпению хозяев и крайней недели­кат­ности гостя». 

А вот эпизод из воспоминаний Авдотьи Яковлевны Пана­евой о встрече с Гоголем в доме Сергея Аксакова:

«Хозяйка дома потчевала его то тем, то другим, но он ел мало, отвечал на ее вопросы каким-то капризным тоном. Гоголь все время сидел сгорбившись, молчал, мрачно поглядывая на всех, изредка на его губах мелькала саркастическая улыбка, когда о чем-то горячо стали спорить Панаев с младшим Аксаковым».

В общем, характер у великого писателя и правда был не сахар.

Легенда 2. На самом деле его звали не Гоголь, а Яновский

Вердикт: отчасти это правда.

История об имени Гоголя довольно темная и многосоставная. Расскажем несколько важных моментов. В начале XX века были опубликованы иссле­дования, согласно которым прапрадедом Гоголя по отцовской линии был некто Иван Яковлевич, в конце XVII века служивший священником Троицкой церкви в городе Лубны. Сын его Демьян, тоже священник, уже носит фамилию Яновский — очевидно, образованную от имени отца (по-польски Яна). У Демь­яна Яновского будет два сына — Кирилл и Афанасий. Кирилл и его потомки также будут священниками и будут носить фамилию Яновские. Афанасий учился в Киевской духовной академии, но священником не стал: он получил чин полкового писаря, а впоследствии и секунд-майора. В 1780-х годах, дока­зывая свои права на дворянство, он представил в Киевское дворян­ское собрание документы, согласно которым его прапрадедом был могилев­ский полковник Андрей Гоголь. «Предки мои, фамилиею Гоголи, польской нации; прапрадед Андрей Гоголь был полковником могилевским, прадед Прокоп и дед Ян Гоголи были польские шляхтичи…» — утверждал дед Николая Гоголя. Превращение Гоголей в Яновских он объяснил так: «…отец мой Демьян, достигши училищ в киевской академии (где и название по отцу его, Яну, принял Яновского), принял сан священнический и рукоположен до прихода в том же селе Кононовке».

Дворянское собрание было удовлетворено и постановило: «…Рассудили помя­ну­того полкового писаря Яновского с его детьми внесть в родословную дво­рянскую Киевского наместничества книгу, в первую часть, и изготовить гра­моту».

Однако у позднейших исследователей представленные Афанасием доказательства вызвали серьезные сомнения: с одной стороны, в реальности существовал вовсе не Андрей Гоголь, а Евстафий, с другой — отчество Ивана было не Прокопьевич, а Яковлевич. Вероятно, Афанасий Демьянович темнил, чтобы доказать свое право на дворянство. То есть прямых доказательств связи рода Яновских с родом Гоголей нет.

Интересно, что новой фамилией потомки Афанасия пользовались вовсе не всегда. Так, запись в метрической книге о рождении и крещении Николая Гоголя звучит так: «Марта 20-го у помещика Василия Яновского родился сын Николай и окрещен 22-го. Молитствовал и крестил священнонаместник Иоанн Беловольский». Ранние письма родным из Полтавы и Нежина Николай подпи­сывал по-разному: «Николай Гоголь Яновский», «Николай Яновский», «Н. Г. Яновский», «Н. Гоголь», «Н. Гоголь-Янов».

Как же Николай, чаще всего подписывавшийся Гоголем-Яновским, превра­тился в Николая Васильевича Гоголя? Есть версия, что эта перемена может быть связана с польским восстанием 1830–1831 годов.

В начале 1831 года Гоголь был адъюнктом (то есть аспирантом) Санкт-Петербургского универси­тета. Один из его учеников вспоминает, что, увидев в расписании фамилию Гоголь-Яновский, Гоголь сказал: «Зачем называете вы меня Янов­ским? Моя фамилия Гоголь, а Яновский только так, прибавка; ее поляки выдумали».

В своем намерении укоротить фамилию писатель был очень настойчив: он подписывает свои письма «Н. Гоголь» и просит корреспондентов обра­щаться к нему именно так. Шестого февраля 1832 года он пишет матери:

«Ваше письмо от 19 января я получил. Очень жалею, что не дошло ко мне письмо ваше, писанное по получении вами посылки. В пред­отвращение подобных беспорядков впредь прошу вас адресовать мне просто Гоголю, потому что кончик моей фамилии я не знаю, где делся. Может быть, кто-нибудь поднял его на большой дороге и носит, как свою собственность. Как бы то ни было, только я нигде не известен здесь под именем Яновского, и почталионы всегда почти затрудняются, отыскивая меня под этою вывескою».

Или: «Адрес мой: в Малой Морской, в доме под № 97, артиста Лепена; прямо Гоголю, Яновского не называть».

Легенда 3. Гоголь очень любил лечиться

Вердикт: это правда (особенно он любил поговорить о болезнях).

Гоголь был болезненным ребенком. Его одноклассник Василий Игнатьевич Любич-Романович так описывает приезд Гоголя в Нежинскую гимназию:

«Гоголь был привезен родными, обходившимися с ним как-то особенно нежно и жалостливо, точно с ребенком, страдающим какою-то тяж­кою неизлечимою болезнью. Он был не только закутан в различные свитки, шубы и одеяла, но просто-напросто закупорен. Когда его стали разоблачать, то долго не могли докопаться до тщедушного, крайне некрасивого и обезображенного золотухою мальчика. <…> Глаза его были обрамлены красным, золотушным ободком, щеки и весь нос покрыты красными же пятнами, а из ушей вытекала каплями материя. Поэтому уши его были крепко завязаны пестрым, цветным платком, придававшим его дряблой фигуре потешный вид».

В воспоминаниях куда более расположенного к Гоголю Александра Данилев­ского тот выглядит не лучше: «Лицо его было какое-то прозрачное. Он сильно страдал от золотухи; из ушей у него текло…». 


С повязкой на ушах будет позднее вспоминать Гоголя Иван Тургенев, бывший его студентом в 1835 году: «На выпускном экзамене из своего предмета он <Гоголь> сидел, повязанный платком якобы от зубной боли…». 


Из Патриотического института, где Гоголь преподавал, он был уволен в 1835 году на том основании, что, «будучи одержим болезнию, может пробыть в отпуске весьма долгое время и тем поставит институт в затруднение…» 

(Надо заметить, что это было небезосновательное предположение: Гоголь так уже поступил в 1832 году.)

Своих болезней Гоголь не стеснялся, а, напротив, любил при случае на них пожаловаться. В одну из первых встреч с Аксаковым Гоголь счел нужным рассказать о том, что неизлечимо болен:

«Дорогой он <Гоголь> удивил меня тем, что начал жаловаться на свои болезни… и сказал даже, что болен неиз­лечимо. Смотря на него изум­ленными и недоверчивыми глазами, потому что он казался здоровым, я спросил его: „Да чем же вы больны?“ Он отвечал неопреде­ленно и ска­зал, что причина болезни его находится в кишках».

Пересказывая историю о том, как Пушкин подарил ему сюжет «Мертвых душ», Гоголь так передает аргументацию Пушкина, убеждавшего его начать писать роман: «Вслед за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут прекратить мою жизнь рано…» 

О том, сколько Гоголь говорил о своем здоровье, ярко свидетельствует реплика княжны Варвары Николаевны Репниной, вспоминавшей лето 1838 года, когда Гоголь жил на ее даче в Кастелламаре: «…Мы постоянно слышали, как он опи­сывает свои недуги; мы жили в его желудке».

В этих рассказах о здоровье могли появляться самые фантастические (как всегда у Гоголя) подробности. Вот что поэт Николай Михайлович Языков, лично познакомившийся с Гоголем в 1839 году в немецком городке Ганау и впоследствии ставший его близким другом, пишет брату 19 сентября 1841 года:

«Гоголь рассказывал мне о странностях своей (вероятно, мнимой) болезни: в нем-де находятся зародыши всех возможных болезней; также и об особенном устройстве головы своей и неестественном положении желудка. Его будто бы осматривали и ощупывали в Париже знаменитые врачи и нашли, что желудок — вверх ногами!».

Гоголь не только много рассказывал о своих болезнях, но часто и увлеченно лечился. Сестра писателя Ольга Васильевна вспоминает об этом так:

«Он был мнителен: не расхвораться бы; часто лечился. Просил меня делать ему целеб­ные настойки. Мы ходили с братом в степь, и он ука­зывал мне там целебные травы, о которых, впрочем, он и сам знал мало… Указывал желтенькие цветочки, похожие на пуговки, а листья, как у рябины, и говорил: „Это рябинка, полезная трава… Ты сделай мне из нее настойку“».

Объясняя матери свой внезапный отъезд за границу в 1827 году, Гоголь пишет ей:

«Я, кажется, и забыл объявить вам главной причины, заставившей меня именно ехать в Любек. Во все почти время весны и лета в Петербурге я был болен; теперь хотя и здоров, но у меня высыпала по всему лицу и рукам большая сыпь. Доктора сказали, что это следствие золотухи… и присудили пользоваться водами в Травемунде, в небольшом городке, в 18 верстах от Любека…» 
 
Лечение — одно из многих оснований для отъезда; трудно сказать, главное ли, но, несомненно, правдивое. В своих поездках по России и Европе Гоголь будет обязательно посещать местных врачей и лечиться какими-нибудь местными водами. В его письмах можно найти множество подробных рассказов о лече­нии, а также медицинских советов другим людям. Приведем здесь одну восторженную рекомендацию. В отправленном из Рима в 1839 году письме Гоголь советует своей бывшей ученице Марии Петровне Балабиной испро­бовать метод Винценца Присница, рассказывает о собственном здоровье и кра­сочно описывает свое удовольствие от разговоров о здоровье:

«Я бы вам дал совет очень не хуже докторского. Знайте же: ваша болезнь излечима совер­шенно, и со мною согласны все те, которым я давал идею о вашей болезни. Вы должны лечиться холодною водою в Грефенберге. Слышали ли вы о чуде­сах, производимых там медиком, воспитанным одною натурою, без помощи медицинских академий, и проч. и проч.? <…> Но, клянусь, я сам, своими глазами видел такие чудеса… <…> Словом, послушайте слова истины и поезжайте. Кстати о здоровье и болезнях, если о них уже мы заговорили. Говорят, для больного нет большего наслаждения, как встретиться тоже с боль­ным и наговориться с ним досыта о своих болезнях. Они говорят об этом с таким наслаждением, с каким говорят только обжоры о съе­денных ими блюдах. Итак, вследствие этого, скажу вам о своем тоже здоровьи. Здоровье мое non vale un fico, как говорят итальян­цы, — хуже нынеш­ней русской литературы, о которой вы мне доставили в вашем письме известия».

Легенда 4. Гоголь любил шить и вязать

Вердикт: это правда.

Многие не связанные друг с другом мемуаристы вспоминают Гоголя за шить­ем, вязанием и вышиванием. Литературный критик и мемуарист Павел Василь­евич Анненков, вспоминая о лете 1841 года в Риме, где он жил в одной квартире с Гоголем и переписывал под его диктовку первый том «Мертвых душ», расска­зывает:

«Вообще у Гоголя была некоторая страсть к рукодельям: с приближе­нием лета он начинал выкраивать для себя шейные платки из кисеи и батиста, подпускать жилеты на несколько линий ниже и проч., и занимался этим делом весьма серьезно. Я заставал его перед столом с ножницами и другими портняж­ными матерьялами, в сильной задумчивости».

Сам Гоголь упоминает свои познания в ремеслах как возможное средство про­питания, когда в 1828 году перед отъездом в Петербург из родной Васильевки уверяет своего двоюродного дядю Петра Петровича Косяровского в том, что не пропадет в столице. И ремесло портного в этом списке указано первым: «…вы еще не знаете всех моих достоинств. Я знаю кой-какие ремесла. Хороший портной, недурно раскрашиваю стены алфрескою живописью, работаю на кух­не и много кой-чего уже разумею из поваренного искусства; вы думаете, что я шучу, спросите нарочно у маминьки…» 

Зарабатывать деньги шитьем Гоголю не пришлось, и это занятие осталось домашним и очень любимым увлечением. Этой своей страсти он, судя по все­му, несколько стеснялся, о чем свидетельствуют воспоминания детей историка Михаила Петровича Погодина, в доме которого в Москве подолгу жил Гоголь. Дочь Александра упоминала о том, что «Гоголь любил вышивать по канве, но об этом никому не говорил и скрывал это от посторонних», а сыну Пого­дина Дмитрию вообще хорошо досталось от Гоголя за просьбу связать ему чулки:

«Странно было видеть нам, детям, что гениальный русский писатель, каким считали у нас в доме Гоголя, мог проводить за вязаньем по целым утрам на спицах разных шерстяных вещиц, как то: ермолок, шар­фиков и других без­де­лушек, или же за вырезыванием из древесных сучьев дудочек. У меня долго хранилась подаренная им мне дудочка, но когда я однажды попросил его свя­зать мне шерстяные чулки, он рассердился и надрал мне уши».

Легенда 5. Гоголь любил гоголь-моголь

Вердикт: скорее всего, это правда.

В 1893 году в журнале «Исторический вестник» был опубликован следующий мемуар: «Из наиболее любимых Гоголем кушаний было козье молоко, которое он варил сам особым способом, прибавляя туда рому (последний он возил с собой во флаконе). Эту стряпню он называл гоголь-моголем и часто, смеясь, говорил: „Гоголь любит гоголь-моголь“». Напечатанный в самом конце XIX века материал представлял собой пересказ истории, услышанной от гого­левского знакомого Ивана Федоровича Золотарева в 1870-е годы.

Гоголь и Золотарев жили в одной квартире в Риме в 1837 и 1838 годах — речь тут идет как раз о событиях этого времени. Это единственное упоминание о том, что Гоголь любил гоголь-моголь, и доверять ему полностью мы вряд ли можем. Кроме того, козье молоко с ромом — это не гоголь-моголь. Широко известно воспоминание Ивана Пущина, друга и однокашника Пушкина по Царскосель­скому лицею, о том, как поэт готовил гоголь-моголь: «Я <т. е. Пущин> достал бутылку рому, добыли яиц, натолкли сахару — и началась работа у кипящего самовара».

Это как раз правильный рецепт.

Если же говорить о гастрономических пристрастиях Гоголя, то мы точно знаем, что он очень любил макароны (и вообще поесть). «Большой лакомка, он очень любил некоторые блюда, свои, малороссийские, и макароны, которые умел приготовлять сам, как самый искусный неаполитанец», — вспоминала Александра Осиповна Смирнова-Россет, фрейлина и знаменитая красавица того времени.

Михаил Петрович Погодин, посетивший Гоголя в Риме в 1839 году, вспоминает об их совместных итальянских обедах как о настоящих священнодействиях:

«Он садится за стол и приказывает: макарон, сыру, масла, уксусу, сахару, горчицы, равиоли, броккали… Мальчуганы начинают бегать и носить к нему то то, то другое. Гоголь, с сияющим лицом, принимает все из их рук за столом, в полном удовольствии, и распоряжается: рас­кладывает перед собой все припасы, — груды перед ним возвышаются всякой зелени, куча стклянок со светлыми жидкостями, все в цветах, лаврах и миртах. Вот прино­сятся макароны в чашке, открывается крышка, пар повалил оттуда клубом. Гоголь бросает масло, которое тотчас расплывается, посыпает сыром, стано­вится в позу, как жрец, готовящийся совершать жертвоприношение, берет ножик и начинает разрезывать…» 

Легенда 6. Гоголь переживал из-за длинного носа

Вердикт: скорее всего, это неправда.

Только ленивый ничего не сказал по поводу гоголевского носа. Воспоминания современников полны упоминаний о носе как самой характерной черте внеш­ности писателя — нейтральных, ироничных и неприязненных.

Например, Лев Иванович Арнольди, дядя Смирновой-Россет, сдержанно кон­ста­тирует этот факт: «Ровно в 6 часов вошел в комнату человек маленького роста с длинными белокурыми волосами, причесанными a la moujik, малень­кими карими глазками и необыкновенно длинным и тонким птичьим носом. Это был Гоголь!» 

Однако чаще острый и длинный нос упоминается в контексте общего неблаго­приятного впечатления от внешности Гоголя. Например, в воспо­минаниях Ивана Сергеевича Тургенева: «Длинный, заостренный нос придавал физионо­мии Гоголя нечто хитрое, лисье; невыгодное впечатление произво­дили также его одутловатые, мягкие губы под остриженными усами: в их неопределенных очертаниях выражались — так, по крайней мере, мне показа­лось — темные стороны его характера…» 

Некоторые даже пугались: «Но, боже мой, что за длинный, острый, птичий нос был у него! Я не мог на него прямо смотреть, особенно вблизи, думая: вот клюнет, и глаз вон. Вот почему на лекциях его я всегда садился сбоку, чтобы не подвергнуться такому мнимому впечатлению».

И таких некомплиментарных отзывов очень много. Стеснялся ли Гоголь своего носа? Некоторые мемуаристы утверждают, что да:

«О портрете работы Моллера слышал я, что он заказан был Гоголем для отсылки в Малороссию… Гоголь, по-видимому, думал тогда, как бы сняться покрасивее; надел сюртук, в каком никогда его не видали ни прежде, ни после; растянул по жилету невероятную бисерную цепочку; сел прямо, может быть для того, чтоб спрятать от потомков сколь возможно более свой длинный нос, который, впрочем, был не особенно длинен».

Впрочем, это поздние (опубликованы в 1872 году) воспоминания человека, не принадлежавшего к ближайшему кругу общения Гоголя.

Если судить по записи, сделанной Гоголем в альбом своей московской знакомой Елизавете Григорьевне Чертковой в конце мая 1839 года перед ее отъездом из Рима в Москву, он точно считал свой нос смешным:

«Наша дружба священна. Она началась на дне тавлинки. Там встретились наши носы и почувствовали братское расположение друг к другу, несмотря на видимое несходство их характеров. В самом деле: ваш — красивый, щегольской, с весьма приятною выгнутою линиею; а мой решительно птичий, остроконечный и длинный, как Браун, могущий наведываться лично, без посредства пальцев, в самые мелкие табакерки (разумеется, если не будет оттуда отражен щелчком) — какая страшная разница! только между городом Римом и городом Клином может существовать подобная разница. Впрочем, несмотря на смешную физиономию, мой нос очень добрая скотина…» 

Вероятнее всего, причиной мифа о том, что Гоголь стеснялся своего носа, послужили не факты, а тексты Гоголя, действительно удивляющие исклю­чительным вниманием к носам, сама форма гоголевского носа и манера общения писателя, о которой уже шла речь выше.

Легенда 7. Гоголь был плохим поэтом

Вердикт: это правда.

Первым опубликованным текстом Гоголя было именно стихотворение. Оно вышло без подписи в журнале «Сын отечества и Северный архив» за 1829 год, вскоре после приезда Гоголя в Санкт-Петербург. Называлось оно «Италия». Приведем здесь небольшой отрывок, чтобы составить представление об авторском стиле.

…Земля любви и море чарований!
Блистательный мирской пустыни сад!
Тот сад, где в облаке мечтаний
Еще живут Рафаэль и Торкват!
Узрю ль тебя я, полный ожиданий?
Душа в лучах, и думы говорят,
Меня влечет и жжет твое дыханье, —
Я в небесах, весь звук и трепетанье!..

Гоголь очень торопился опубликовать это стихотворение и возлагал серьезные надежды на свое творчество, которое на тот момент было преимущественно стихотворным. Этих текстов сохранилось очень мало. Соученик Гоголя по Нежинской гимназии Александр Данилевский вспоминал, что «сначала он [Гоголь] писал стихи и думал, что поэзия — его призвание».

О том же говорит и сам Гоголь в «Авторской исповеди»: «Первые мои опыты, первые упражненья в сочиненьях, к которым я получил навык в последнее время пребыванья моего в школе, были почти все в лирическом и сурьезном роде».

Впрочем, славу из рук вон плохого поэта явно создали не школьные стихи. В июне 1829 года Гоголь издает под псевдонимом В. Алов поэму («идиллию в картинах») «Ганц Кюхельгартен». Первые отзывы на нее очень неблаго­склонны. Издатель «Московского телеграфа» Николай Алексеевич Полевой пишет в своем журнале:

«Издатель сей книжки говорит, что сочинение г-на Алова не было предназначено для печати, но что важные для одного автора причины побудили его переменить свое намерение. Мы думаем, что еще важнейшие причины имел он не издавать своей идиллии. Достоинство следующих пяти стихов укажет на одну из сих причин:

Мне лютые дела не новость,
Но дьявола отрекся я,
И остальная жизнь моя —
Заплата малая моя —
За прежней жизни злую повесть…

Заплатою таких стихов должно бы быть сбережение оных под спудом».

Рецензия «Северной пчелы» звучит не лучше: «В „Ганце Кюхельгартене“ столь много несообразностей, картины часто так чудовищны и авторская смелость в поэтических украшениях, в слоге и даже в стихосложении так безотчетлива, что свет ничего бы не потерял, когда бы сия попытка юного таланта залежа­лась под спудом».

Были и другие, более положительные отзывы, но Гоголь не стал дожида­ться — вместе со своим слугой Якимом он скупил и сжег все еще не проданные экземпляры. Но несмотря на то, что несчастный автор стихов сделал все, чтобы эта история оказалась навсегда забытой, после его смерти тот же Яким и быв­ший соученик писателя Николай Яковлевич Прокопович, живший с ним когда-то в одной квартире, рассказали о ней прессе. Так возник миф о том, что «Ганц Кюхельгартен» был настолько плох, что его пришлось скупить и сжечь.

Легенда 8. Сюжет «Ревизора» придумал Пушкин и подарил Гоголю

Вердикт: это правда.

Эта история преподносится как общеизвестный факт, хотя нам неизвестны письменные свидетельства, прямо говорящие о дарении сюжета. В уже по­смертно опубликованной «Авторской исповеди» Гоголь упоминает это мимо­ходом: «…И, в заключенье всего, <Пушкин> отдал мне свой собственный сюжет… Это был сюжет „Мертвых душ“. (Мысль „Ревизора“ принадлежит также ему)».

Сохранилось также письмо Гоголя, в котором он действительно выпрашивает у Пушкина сюжет для комедии: «Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русской чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию. <…> Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, будет смешнее чорта. Ради бога».

Это письмо было написано 7 октября 1835 года. Пушкин в это время находился в Михайловском; в Петербург он вернется только в конце октября. Что на это ответил Пушкин и ответил ли вообще — неизвестно. Зато известно, что уже в начале декабря Гоголь пишет Погодину, что у него есть готовая комедия для постановки на сцене, а в начале января читает «Ревизора» на вечере у Жуковского. Время, прошедшее с момента просьбы о сюжете до появления готового текста, фантастически, подозри­тельно короткое.

Что же до Пушкина, то он не упоминает о своем подарке нигде, но при этом пишет в дневнике, что Гоголь по его совету начал в 1834 году работать над историей русской критики (так и не осуществленной). Недостаток прямых свидетельств компенсируется мемуаристами, очень уверенно излагающими эту историю. Павел Анненков, первым опубликовавший процитированный выше фрагмент из «Авторской исповеди» в «Материалах для биографии А. С. Пуш­кина» (1854), особенно подчеркивает момент преемственности: «…По сознанию самого Гоголя, и „Ревизор“ и „Мертвые души“ принадлежали к вымыслам Пушкина». Спустя два года в своих воспоминаниях «Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года» он будет говорить о событии дарения как о хорошо известном факте: «Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль „Ревизора“ и „Мертвых душ“, но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. Однако ж в кругу домашних Пушкин говорил, смеясь: „С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя“». В историю входят якобы пушкинские реплики, но непонятно, откуда они известны Анненкову и к какому источнику он апеллирует.

В мемуарах графа Владимира Александровича Соллогуба, опубликованных в 1865 году в «Русском архиве», история дополняется новыми подробностями. Там рассказывается о том, откуда этот сюжет взял сам Пушкин:

«Пушкин познакомился с Гоголем и рассказал ему про случай, бывший в г. Устюжне Новгородской губернии, о каком-то проезжем господине, выдавшем себя за чиновника министерства и обобравшем всех городских жителей. Кроме того, Пушкин, сам будучи в Оренбурге, узнал, что о нем получена гр. В. А. Перов­ским секретная бумага, в которой последний предостерегался, чтоб был осторожен, так как история пугачевского бунта была только предлогом, а поездка Пушкина имела целью обревизовать секретно действия оренбургских чиновников. На этих двух данных задуман был „Ревизор“, коего Пушкин называл себя всегда крестным отцом».

Также издатель «Русского архива» Петр Бартенев публикует обширное и красочное анонимное свидетельство, рассказывающее в подробностях, как эта история произошла с Пушкиным, и еще более категорично высказывает мысль о том, что «Ревизор» — это его задумка:

«Из Нижнего Пушкин поехал прямо в Оренбург, где командовал его давнишний приятель гр<аф> Василий Алексеевич Перовский. Пушкин у него и остановился. Раз они долго сидели вечером. Поздно утром Пушкина разбудил страшный хохот. Он видит: стоит Перовский, держит письмо в руках и заливается хохотом. Дело в том, что он получил письмо от Б<утурлина> из Нижнего, содержания такого: „У нас недавно проезжал Пушкин. Я, зная, кто он, обласкал его, но, должно признать­ся, никак не верю, чтобы он разъезжал за документами об пугачевском бунте; должно быть, ему дано тайное пору­чение собирать сведения о неисправностях. Вы знаете мое к вам расположение; я почел долгом вам посоветовать, чтоб вы были осторожнее, и пр.“. Тогда Пуш­кину пришла идея написать комедию: „Ревизор“. Он сообщил после об этом Гоголю, рассказывал несколько раз другим и собирался сам что-то написать в этом роде. (Слышано от самого Пушкина.)».

Однако, как убедительно доказывает литературовед Олег Проскурин, эта удивительная история никак не могла случиться с Пушкиным, и вот почему. Пушкин был в Оренбурге две ночи. Первую он действительно провел в доме Перовского, но уже ранним утром был в Бердской слободе, где собирал сведе­ния о Пугачеве. До отъезда он успел написать письмо жене, где ни словом не упомянул эту комическую историю. Вторую же ночь он провел в доме Владимира Ивановича Даля, служившего тогда чиновником особых поручений при Перовском. В общем, не было такого позднего утра, когда Перовский мог разбудить Пушкина своим хохотом и рассказать интересующий нас анекдот. Не говоря уже о том, что Пушкин был в Оренбурге с понедельника по среду, а почта приходила в Оренбург в четверг.

Сохранились воспоминания современников о вечере в доме Сергея Аксакова в конце октября 1851 года, где Гоголь рассказывал историю дарения сюжета «Ревизора». Ученый-славист Осип Максимович Бодянский записывает в дневнике 31 октября:

«…Гоголь… заметил, что первую идею к „Ревизору“ подал ему Пушкин, рассказав о Павле Петровиче Свиньине, как он в Бессара­бии выдавал себя за какого-то петербургского важного чиновника и, только зашедши уж далеко (стал было брать прошения от колодников), был останов­лен. „После слышал я, прибавил он, еще несколько подобных проделок, напр. о каком-то Волкове“».

Платон Григорьевич Волков — петербургский литератор, с которым как раз и случилась упомянутая выше история в Устюжне, а история, пересказанная Пушкиным, произошла, согласно этому мемуару, с Павлом Петровичем Свиньиным, первым редактором «Отечественных записок».

Из всего сказанного выше понятно, что Гоголь не раз в той или иной форме упоминал о том, что идею «Ревизора» подал ему Пушкин. Cвет на эту таин­ственную историю проливает обнаруженный в начале XX века автограф Пушкина. Он нашелся среди бумаг, купленных Императорской публичной библиотекой за границей в 1910 году, и был впервые опубликован историком литературы Петром Осиповичем Морозовым в 1913-м. Автограф начинается словами: «[Свиньин] <зачеркнуто> Криспин приезжает в губернию…» 

Этот набросок стал свидетельством того, что Пушкин точно знал этот сюжет (причем именно как историю, случившуюся со Свиньиным) и собирался его разрабатывать (хотя, очевидно, не очень далеко продвинулся).

Легенда 9. Гоголь хотел жениться на графине Анне Виельгорской

Вердикт: это неизвестно.

Гоголь не был женат и, по замечанию историка литературы Алексея Нико­лаевича Веселовского, не испытал «ни одной сильной привязанности к жен­щине».

Пожалуй, сватовство к Виельгорской (если оно и правда произо­шло) — единственное и удивительное исключение из этого правила. Анна Виельгорская — сестра Иосифа Виельгорского, адъютанта и соученика наследника престола Александра Николаевича. Иосиф Виельгорский умер в Риме от туберкулеза в 1839 году. Гоголь был очень близок с ним в последние полгода его жизни. Теплое общение Гоголя со всей семьей Виельгорских продолжилось и после смерти Иосифа.

Впервые историю о том, что Гоголь сватался к Анне Виельгорской, озвучил биограф Гоголя Владимир Иванович Шенрок, опираясь на «категорические сообщения родственников Виельгорских», — сперва в статье «Н. В. Гоголь и Виельгорские в их переписке», вышедшей в 1889 году в «Вестнике Европы», а впоследствии в «Материалах для биографии Гоголя». Речь шла не об офи­циальном предложении, но о некоторых предварительных переговорах, которые велись через Алексея Владимировича Веневитинова, женатого на Аполлонии Михайловне Виельгорской, сестре Анны. Если верить Шенроку, Виельгорские, давно и много общавшиеся с Гоголем и восхищавшиеся им как писателем, сочли этот брак мезальянсом: «Виельгорские, при всем располо­жении к Гоголю, не только были поражены его предложением, но даже не могли объяснить себе, как могла явиться такая странная мысль у человека с таким необыкновенным умом». 

Родственникам Гоголя эта история показалась совершенно невозможной, а публикация ее — возмутительной. «…Меня также очень огорчил Шенрок, хотя еще не читала его статьи, но из его писем узнала и писала ему, что это сватовство невероятно! Возвратясь из Иерусалима, он не в таком был настрое­нии… Мне кажется, он не думал о женитьбе, всегда говорил, что он не способен к семейной жизни!» — пишет Анна Васильевна Гоголь Антонине Михайловне Черницкой, исследовательнице биографии писателя.

Или в другом письме к ней же: «…Пишет <Шенрок>, что ему предлагает Берг напи­сать статью: „Сва­товство Гоголя“! Я в негодовании, как ему могут это предла­гать! Берется писать его био­графию и совсем его не знает. Он не был сообщи­телен, тем более в та­ком деле, не рассказывал бы Веневи<тиновым> или кому бы то ни было; из его писем видно, что он желал, чтоб она вышла за Апраксина!» 

К аналогичным аргументам прибегает и современный противник гипотезы о сватовстве литературовед Владимир Алексеевич Воропаев. Во-первых, Гоголь многократно писал о том, что «теперь больше годится для монастыря, чем для жизни светской».

И действительно, эта история, казалось бы, противоречит всему, что мы знаем о Гоголе. Во-вторых, судя по многолетней переписке с Анной Виельгорской, Гоголь «мыслил себя [ее] духовным наставником и учи­телем».

Это в целом тоже справедливо. Даже Шенрок указывает на то, что лишь одно письмо (и то не прямо) свидетельствует о случившемся, то есть доказательств почти нет.

Что же это за письмо? Письмо очень неопределенное, «исполненное редкого трагического чувства» (по замечанию современного исследователя Юрия Владимировича Манна), полное намеков на нечто известное обоим адресатам, на нечто касающееся семейства Виельгорских и отношений Анны Виельгорской и Гоголя:

«…Я много выстра­дался с тех пор, как расстался с вами в Петербурге. Изныл весь душой, и состоянье мое так было тяжело, так тяжело, как я не умею вам сказать. Оно было еще тяжелее оттого, что мне некому было его объяснить, не у кого было испросить совета или участия. Ближайшему другу я не мог его поверить, потому что сюда замешались отношенья к вашему семейству; все же, что относится до вашего дома, для меня святыня. Грех вам, если вы станете продолжать сердиться на меня за то, что я окружил вас мутными облаками недоразумений. <…> Чем-нибудь да должен же я быть относительно вас: бог недаром сталкивает так чудно людей. Может быть, я должен быть не что другое в отношении <вас>, как верный пес, обязанный беречь в каком-нибудь углу имущество господина своего. Не сердитесь же; вы видите, что отношенья наши хотя и возмутились на время каким-то налетным возмущеньем, но все же они не таковы, чтобы глядеть на меня как на чужого человека». 

Гипотеза о неудачном сватовстве как будто бы довольно удачно объясняет эти намеки, но тем не менее в письме не сказано ничего конкретного. Кроме того, оно не датировано — и это дополнительный аргумент против для Воропаева, датирующего письмо не весной 1850 года (как это принято), а маем 1849-го, таким образом отказывая ему в статусе последнего и прощального.

С другой стороны, Саймон Карлинский в своей книге «The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol» совсем в другой перспективе доказывает несостоятельность этой легенды. Он указывает на чрезмерность реакции семейства Виельгорских: все семейство прервало общение с Гоголем. Карлинский, интерпретирующий творчество и жизнь Гоголя в свете теории о его подавленной гомосексуаль­ности, высказывает предположение, что драматическим моментом, повлекшим разрыв со всем семейством Виельгорских, была каким-то образом открывшаяся правда о гомосексуальной подоплеке связи Гоголя и покойного Иосифа Виель­гор­ского. Легенда же о сватовстве могла быть придумана, чтобы дать этому разрыву приемлемое объяснение.

Легенда 10. Гоголь страдал депрессиями и психическими заболеваниями и из-за этого умер

Вердикт: скорее всего, это правда.

Слухи о сумасшествии Гоголя распространились еще при его жизни — так современники, в том числе и близкие писателю люди, объясняли несимпа­тичный им религиозный перелом в его духовной жизни и творчестве, публич­но выразившийся в публикации «Выбранных мест из переписки с друзья­ми». «Если б я не имел утешения думать, что он на некоторых предметах помешал­ся, то жестким бы словом я назвал его. Я вижу в Гоголе добычу сатанинской гордости, а не христианское смирение», — пишет Сергей Аксаков сыну Ивану в январе 1847 года.

А вот что пишет литературный критик Василий Петрович Боткин: «Можете представить себе, какое странное впечатление произвела здесь книга Гоголя; но замечательно также и то, что все журналы отозвались о ней как о произведении больного и полупомешанного человека…» 

Впоследствии мысль о сумасшествии Гоголя станет общим местом и будет сопряжена с оценкой его творчества или его религиозности. Что же говорили врачи? Одним из ключевых источников сведений о последних днях Гоголя являются воспоминания Алексея Терентьевича Тарасенкова. Он, врач и сви­детель происходящего, не берется ставить однозначный диагноз. Тарасенков пишет о сложной природе болезни Гоголя и о духовной составляющей, лежа­щей в ее основе, но уверенно отвергает ряд возможных причин, в том числе и сумасшествие. Поразительно, но многие сделали из его текста выводы прямо противоположные, и Тарасенков был вынужден писать дополнительные объяснения и опровержения.

К спору о психическом здоровье Гоголя исследователи будут возвращаться снова и снова, ведь многое так и оставалось необъясненным. Так, Владимир Шенрок пишет в своем труде «Материалы для биографии Гоголя»:

«Последнее десятилетие жизни Гоголя представляет печальную картину медленного, но тяжелого и упорного процесса физического разрушения наряду с явным упадком таланта и болезненным напряжением религиозного экстаза. Нелепо было бы повторять избитую легенду о сумасшествии Гоголя, так долго держав­шуюся в публике, но нельзя в то же время отрицать несомненное нарушение в нем за последние годы, в связи с физическим расстройством, и душевного равновесия».

Нелепо повторять, но и невозможно отрицать.

В XX веке к вопросу обратились профессиональные психиатры, пытавшиеся поставить диагноз в парадигме современной науки. Первой работой в этом ключе был доклад «Болезнь и смерть Гоголя» Николая Николаевича Баженова, который на основании доступных биографических материалов делал вывод о том, что Гоголь «в течение всей второй половины своей жизни страдал той формой душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодиче­ского психоза, в форме так называемой периодической меланхолии». Этот диагноз не будет однозначно принят коллегами Баженова. Будут те, кто согласится с его направлением мысли (Владимир Федорович Чиж), будут и противники (Григорий Яковлевич Трошин), но очень важно, что перед нами профессиональное мнение, а не расплывчатое обвинение в сумасшествии скорее морального, чем медицинского толка.

Крупный психиатр середины XX века Дмитрий Евгеньевич Мелехов не взялся однозначно ставить диагноз ввиду недостатка информации, но все же не сом­невался в том, что речь идет о психическом заболевании:

«Болезнь и смерть Гоголя — типичный случай, когда врачи еще не умели распознавать это заболе­вание, которое еще не было описано в медицинской литературе, а духовник тоже не знал биологических законов развития этого заболевания, толковал его односторонне, духовно-мистически, а не в аспекте широкого горизонта чело­веческой личности, единства в ней биологического, психоло­гического и духов­ного в их сложных взаимоотношениях. Таковы результаты недоста­точной компетентности врачебного и (позволим себе сказать) духов­ного диагноза, которые в наше время уже непростительны: избежать их в таких случаях можно только объединенными усилиями врача и духовника, верую­щий больной нуждается в помощи их обоих».

Впрочем, и его исследование не положило конец разговорам о том, был ли Гоголь болен. 

Легенда 11. Гоголь сжег второй том «Мертвых душ» случайно

Вердикт: это неизвестно.

Сведения о том, что Гоголь не собирался сжигать второй том «Мертвых душ», а уничтожил его по ошибке, восходят к свидетельству графа Александра Петро­вича Толстого, у которого перед смертью жил Гоголь. В некрологе Михаила Погодина «Кончина Гоголя» рассказывается, что наутро Гоголь сказал Толсто­му: «Вообразите, как силен злой дух! Я хотел сжечь бумаги, давно уже на то опре­деленные, а сжег главы „Мертвых душ“, которые хотел оставить друзьям на память после своей смерти».

Та же подробность упоминается и в воспоминаниях Тарасенкова:

«…он долго еще сидел, задумавшись, потом заплакал и велел пригласить к себе графа. Когда тот вошел, он показал ему догорающие листы бумаг и с горестью сказал: „Вот что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все! Как лукавый силен — вот он к чему меня подвигнул! А я было там много дельного уяснил и изложил. Это был венец моей работы; из него могли бы все понять и то, что неясно у меня было в прежних сочинениях…“». 

Известно, что Толстой сомневался в том, следовало ли публиковать упоми­нание о злом духе:

«Это сказано было мне одному без свидетелей: я мог бы об этом не говорить никому, и, вероятно, сам покойный не пожелал бы сказать это всем. Публика не духовник, и что поймет она об такой душе, которую и мы, близкие, не разгадали. Вот и еще замечание: последние строки портят всю трогательность рассказа о сожжении бумаг». 

Впоследствии филолог Василий Васильевич Гиппиус, склонный верить в то, что второй том был уничтожен случайно, писал, что публике нужен трога­тель­ный рассказ, поэтому все предпочитают верить в то, что Гоголь созна­тельно уничтожил рукопись. Дискутировал Гиппиус с точкой зрения другого историка литературы — Николая Саввича Тихонравова, который считал сож­жение рукописи осознанным поступком. Аналогичным образом интерпрети­рует уничтожение рукописи Манн, а именно как «результат психической и душевной деятельности художника», а не «дело случая». 

Что же нам известно помимо реплики Гоголя, пересказанной Толстым? Что служит дополнительным аргументом в этом споре? Единственным непосредст­венным свидетелем сожжения Гоголем второго тома был его слуга Семен. И в его рассказе (известном нам, естественно, тоже лишь в пересказах) пытают­ся найти подтверждение или опровержение того, что Гоголь сжег рукопись случайно. Вот как пересказывает этот рассказ Погодин:

«Ночью во вторник он долго молился один в своей комнате. В три часа призвал своего мальчика и спросил его, тепло ли в другой половине его покоев. „Свежо“, — отвечал тот. „Дай мне плащ, пойдем: мне нужно там распорядиться“. И он пошел с свечой в руках, крестясь во всякой ком­нате, через которую проходил. Пришел, велел открыть трубу как можно тише, чтоб никого не разбудить, и потом подать из шкафа портфель. Когда портфель был принесен, он вынул оттуда связку… Мальчик, догадавшись, упал перед ним на колени и сказал: „Барин, что вы это, перестаньте!“ „Не твое дело“, — отвечал он, молясь. Мальчик начал плакать и просить его. Между тем огонь погасал, после того как обго­рели углы у тетрадей. Он заметил это, вынул связку из печки, развязал тесемку и уложил листы так, чтобы легче было приняться огню, зажег опять и сел на стуле перед огнем, ожидая, пока все сгорит и истлеет. Тогда он, перекрестясь, воротился в прежнюю свою комнату, поцеловал мальчика, лег на диван и заплакал». 

Юрий Манн пишет, что «ненужные бумаги так не уничтожают», и это звучит убедительно. Гиппиус обращает внимание на другие подробности: тетради были перевязаны тесемкой, и Гоголь не видел, что он жжет. И это тоже убеди­тель­но. При этом и то и другое — некая психологическая реконструкция на ос­но­вании одного и того же текста.

По Гиппиусу, признание Гоголя в том, что он случайно сжег рукопись, заслу­живает доверия, потому что оно не опровергнуто никакими фактами. Смущает лишь то, что знаем мы о нем из третьих уст (Гоголь сказал Толстому, Толстой пересказал Погодину, а тот уже напечатал) и смысл его мог исказиться в пере­сказах.

В аргументации Манна привлекает мысль о том, что произошедшее должно быть осмыслено «исходя из общей логики гоголевской творческой судьбы и ее трагического финала». Например, мы точно знаем, что Гоголь много­кратно сжигал свои тексты, сочтя их несовершенными. В том числе второй том «Мертвых душ» в 1845 году (а также трагедию из истории Запорожской Сечи, потому что Жуковский задремал при ее чтении, повесть «Братья Твердисла­вичи», написанную еще в гимназии; уже упоминавшуюся поэму «Ганц Кюхель­гартен»). Постфактум рассуждая о неудаче «Выбранных мест…», Гоголь гово­рил, что лучше бы он их сжег: «…Если б можно было воротить назад сказанное, я сжег бы и уничтожил свою переписку с друзьями». Таким образом, сжигая перед смертью второй том «Мертвых душ», Гоголь поступил вполне обычно, и лишь трагедия его смерти заставляет нас взглянуть на это событие по-друго­му.

Легенда 12. Гоголь боялся, что его похоронят заживо, и так и произошло

Вердикт: это очень маловероятно.

Гоголь действительно боялся, что его похоронят заживо, и упомянул об этом в первом пункте своего «Завещания», опубликованного им при жизни в самом начале «Выбранных мест из переписки с друзьями» (1847):

«Завещаю тела моего не погребать по тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться… Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности».

Завещание это было живо в памяти многих к моменту смерти Гоголя. Скульп­тор Николай Александрович Рамазанов свидетельствует, что действи­тельно видел следы разложения на лице Гоголя, прежде чем стал снимать маску:

«Улыбка рта и не совсем закрытый правый глаз его породили во мне мысль о летаргическом сне, так что я не вдруг решился снять маску; но при­готовлен­ный гроб, в который должны были положить в тот же вечер, его тело, наконец, беспрестанно прибывавшая толпа желавших проститься с дорогим покойни­ком заставили меня и моего старика, указывавшего на следы разрушения, поспешить снятием маски…» 

Толчком для распространения слухов о том, что Гоголя похоронили живым, было состоявшееся 31 мая 1931 года перезахоронение его праха с кладбища Данилова монастыря на Новодевичье кладбище. Источником их, судя по всему, был присутствовавший при эксгумации писатель Владимир Германович Лидин. Рассказ его существует в двух вариациях. Первая версия — пересказ устных свидетельств Лидина. Там утверждается, что скелет лежал в гробу в неестественной позе, в частности череп его был повернут набок (знак того, что Гоголя все же похоронили живым). Вторая версия — опубликованные в 1991 году воспоминания Лидина. В них эксгумация описывается иначе:

«Вот что представлял собой прах Гоголя: черепа в гробу не оказалось, и останки Гоголя начинались с шейных позвонков… <…> Когда и при каких обстоятель­ствах исчез череп Гоголя, остается загадкой. При начале вскрытия могилы, на малой глубине, значительно выше склепа с замурованным гробом, был обнаружен череп, но археологи признали его принадлежавшим молодому человеку». 

Как возникли различия между двумя этими версиями — непонятно. То ли рассказы Лидина действительно разнились, то ли смысл его рассказа исказился при пересказе. История об отсутствующем черепе сопровождается красочной легендой в пересказе того же Лидина:

«Мне пришлось впоследствии слышать такую легенду: в 1909 году, когда при установке памятника Гоголю на Пре­чистен­­ском бульваре в Москве производилась реставрация могилы Гоголя, Бахрушин подговорил будто бы монахов Данилова монастыря добыть для него череп Гоголя и что, действительно, в Бахрушинском театральном музее в Москве имеются три неизвестно кому принадлежащие черепа: один из них по предположению — череп Щепкина, другой — Гоголя, о третьем ничего не известно».

Воспоминания Натальи Петровны Сытиной, дочери историка Петра Василь­евича Сытина, также присутствовавшей на эксгумации, опровергают неко­торые подробности мемуара Лидина, в частности наличие хорошо сохранив­шегося гроба: «Гроба как такового не было, и известью ничего не было залито. Археологи с трудом своими инструментами расчищали распавшийся скелет».

В общем, легенда о похищенной голове Гоголя остается в сфере догадок, но звучит очень сомнительно. Легенду же о том, что Гоголя похоронили жи­вым, также следует признать маловероятной. К этой мысли подводят и свиде­тельства Рамазанова, и то, что за болезнью Гоголя наблюдал целый консилиум врачей. Тарасенков (в уже упоминавшейся работе «Последние дни жизни Гоголя») без малейшего сомнения пишет: «В десятом часу утра в четверг 21 февраля 1852 года я спешу приехать ранее консультантов, которые назна­чили быть в десять (а Овер в 1 час), но уже нашел не Гоголя, а труп его».

Автор: Евгения Шрага

Источники и литература

Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М., 1984.
Вересаев В. Гоголь в жизни. Харьков, 1990.
Виноградов И. А. Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 т. М., 2011.
Воропаев В. А. Сватался ли Гоголь к графине Виельгорской? Московский журнал. № 2. С. 43–45. 1999.
Гиппиус В. В. Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники. М., 1991.
Гиппиус В. / Зеньковский В. Гоголь / Н. В. Гоголь. Л., 1994.
Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. В 14 т. М.; Л., 1937­–1952.
Кошелев В. А. Пушкинская «мысль „Ревизора“». Литература (Первое сентября). № 14. 2005.
Лотман Ю. М. О «реализме» Гоголя. Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб., 1997.
Манн Ю. В. Гоголь. Кн. 1–3. М., 2012–2013.
Манн Ю. В. В поисках живой души. М., 1987.
Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни. Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни. М., 2011.
Проскурин О. Путешествие Пушкина в Оренбург и генезис комедии «Ревизор». М., 2008.
Сироткина И. Классики и психиатры: Психиатрия в российской культуре конца XIX — начала XX века. М., 2008.
Шокарев С., Ястржембский Д. Тайна головы Гоголя. Гоголь в Москве. М., 2011.
Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников. М., 1952.
Karlinsky S. The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol. Cambridge, 1976.