В искусствоведении существует несколько трактовок, в чем заключается смысл картины и почему она стала феноменом.

«Черный супрематический квадрат» Казимира Малевича стал первым беспредметным полотном в русской живописи. Исследователь авангардного искусства Андрей Сарабьянов назвал его «не только одной из самых знаменитых [картин] в ХХ веке, но и знаковым явлением в современном искусстве».

Идея нарисовать картину без сюжета, с изображением подчеркнуто простой геометрической фигуры возникла у Малевича в 1910-х годах. Исследователи считают, что оригинальную версию «Черного квадрата» он задумал как часть сценографического решения авангардной оперы «Победа над Солнцем», которую создавали Михаил Матюшин и Алексей Крученых.

Сам Казимир Малевич вспоминал, что «Черный квадрат» возник в 1913 году. Он писал, что эта работа должна была стать занавесом к спектаклю, что это «зародыш всех возможностей, [который] принимает при своем развитии страшную силу, он является родоначальником куба и шара». Однако исследователи не нашли подтверждений того, что «Квадрат» действительно был создан в 1913 году. Специалист по творчеству Малевича Александра Шатских указывала датой написания работы 8 июня 1915 года.

Впервые работу Малевич показал публике в 1915 году в петроградском Художественном бюро Надежды Добычиной, на «Последней футуристической выставке «0,10». Ее так назвали потому, что живописцы-участники экспериментировали с беспредметностью, которую называли нулем. Теоретик искусства Иван Клюн объяснял это так: «…перед нами встала во всем своем величии грандиозная задача создания формы из ничего».

Более 150 картин знакомили посетителей бюро с беспредметным искусством. Малевич показал 39 полотен в виде геометрических фигур разных форм. «Черный супрематический квадрат» входил в триптих. Другие части назывались «Черный крест» и «Черный круг». Работу эту разместили в красном углу — в той части помещения, где по православной традиции должна храниться главная икона. Сам Малевич считал: «У меня — одна голая, без рамы (как карман) икона».
В искусствоведении существует несколько трактовок, в чем заключается смысл картины и почему она стала феноменом.

Авторы издания «Русский музей. От иконы до современности» отмечали, что современники восприняли работу Малевича как икону нового времени. Многие критики считали, что «Черный квадрат» заменил традиционные христианские образа.

«Черный квадрат» разрушал ожидания зрителей от живописного объекта. Историк Ирина Вакар писала, что «традиционное искусство классических эпох строится на мастерстве исполнения, что не исключает ни оригинальности авторского стиля, ни новизны образной интерпретации». Вакар отметила, что «после „Квадрата“ искусство исполнения, повторения того, что существует в реальности, во многом стало восприниматься как анахронизм». С этого полотна Казимира Малевича началось новое понимание искусства, в котором на первый план вышли умение изобрести что-то новое и свежесть идеи. Художником стал не тот, кто умел искусно рисовать, а человек, который предлагал ранее не возникавшие концепции.

Авторы книги «Приключения «Черного квадрата» Татьяна Горячева и Ирина Карасик указывали, что Малевич изобразил не квадрат — фигуру с равными, по 90 градусов, углами, — а четырехугольник. На полотне на самом деле нет ровных углов: художник не применял специальных чертежных инструментов.

Также авангардист отказался от одного из главных принципов искусства — изображения окружающего мира. Он писал: «До сей поры не было попыток живописных как таковых, без всяких атрибутов реальной жизни. <…> Живопись была эстетической стороной вещи, но она никогда не была самобытна и самодельна».

Казимир Малевич был не первым автором, который представил публике закрашенную одним цветом поверхность и темный прямоугольник как объект искусства. Первая похожая на «Черный квадрат» работа появилась в 1617 году — «Великая тьма» Роберта Фладда. Среди других примеров — «Сумеречная история России» Гюстава Доре, «Ночная драка негров в подвале» Пола Билхолда и «Битва негров в пещере глубокой ночью» Альфонса Алле. Теоретик искусств Саманта Тэрроу объясняла, почему именно Малевич прославился благодаря такому полотну: «Казимир Малевич — первый, кто не играл со смыслами закрашенных поверхностей, а совершенно серьезно создал уникальное на тот момент произведение, точно совпадающее с собой во всем. Мы видим ровно то, что читаем в названии».

Малевич воспроизвел свое полотно четыре раза: в 1915 году, 1923 году для Венецианской биеннале искусств, в 1929-м для персональной экспозиции в Третьяковской галерее и 1932 году для выставок «Искусство эпохи империализма» и «Художники РСФСР за 15 лет».

Автор текста: Тата Боева

Как вспоминала Нина Кандинская, зимой 1915 года, на Крещение, она с подружками гадала «на суженого». Девушки на улице спрашивали имя у первого встречного мужчины; Нине «досталось» имя Василий. «Праздник был испорчен. Имя мне не подходило никак, я мечтала о Георгии — это было самое модное мужское имя» — вспоминала она. Однако пройдет совсем немного времени, и ни к чему не обязывающий телефонный звонок сыграет решающую роль в жизни Василия Кандинского и его будущей жены, юной Нины Андриевской. 28 лет в любви и согласии — и ни одного письма! А почему? Все просто — они не расставались ни на один день.

С началом Первой мировой войны Василий Кандинский был вынужден оставить Германию и вернулся в родную Москву. Непростые отношения с Габриэль Мюнтер, их уютный дом в Мурнау, время «Синего всадника» — все это осталось позади. Некоторое время Кандинский и Мюнтер поддерживали живую переписку: он рассказывал о желании пожить в Москве, ссылаясь на необходимость посвятить это время работе. Мюнтер, помня про обещание Кандинского жениться на ней, сделала все, чтобы увидеться вновь с любимым человеком. В декабре 1916 года она организовала выставку в Стокгольме, на которой были представлены произведения Кандинского и ее собственные работы, и они встретились — но ненадолго. Габриэль никак не могла понять, что же держало Василия в Москве. Письма приходили все реже… А тем временем сердце Кандинского было уже не свободно, однако он не обмолвился об этом и словом.

Нина Андреевская и Василий Кандинский впервые встретились осенью 1916 года. Художнику вот-вот должно было исполниться 50 лет, а Нине было 17, а может 18 или даже 20… Для самой Андреевской времени и вовсе не существовало: «Когда мне было двадцать, мне хотелось, чтобы мне всегда было двадцать. С тех пор я никогда не отмечала свой день рождения».

Они познакомились по телефону: Нина позвонила Кандинскому по просьбе друзей, они поговорили, а под конец художник попросил о встрече. В своей книге «Кандинский и я «Нина пишет: «Однажды в конце мая 1916 моя подруга позвала меня на ужин к себе домой… среди гостей мое внимание привлек один господин, только что прибывший из-за границы и находящийся в Москве проездом. Ему нужно было передать сообщение Кандинскому, которое касалось — если я правильно помню — одной из запланированных выставок Кандинского… А я была знакома с племянником Кандинского, Анатолием Шейманом, сыном сестры его первой жены. Я указала господину на возможность передать сообщение… Доверенная мне миссия наполнила меня необычайным волнением, в котором смешались любопытство и ожидание. На следующий день я созвонилась с племянником Кандинского и получила номер его дяди. Тогда я позвонила Кандинскому.

Кандинский сам подошел к телефону. Поскольку до сих пор он никогда не слышал моего имени, он сначала поинтересовался, откуда у меня его номер. Когда же я сообщила ему, что знакома с его племянником, его первоначальная сдержанность сменилась благосклонным расположением. Лишь тогда я смогла передать ему сообщение. К моему удивлению, когда я после нескольких любезных слов на прощание собиралась уже положить трубку, Кандинский сказал тихим голосом: «Я хочу непременно познакомиться с Вами лично».»

Но Нина должна была уезжать на отдых, поэтому они договорились, что она позвонит, как только вернется в Москву. Для юной девушки внимание известного художника было лестным. А Кандинский никак не мог успокоиться; под впечатлением от звуков голоса незнакомки он сразу же принялся рисовать. Так родилась его акварельная работа «Незнакомому голосу». Те, кто уже интересовался творчеством этого художника, помнят, что Кандинский был синестетиком и обладал способностью «видеть» звуки, облекать их в формы и цвета.

Первое свидание состоялось в музее (ныне — ГМИИ им. Пушкина). Всегда подтянутый и бодрый, общительный, интеллигентный, Кандинский вовсе не выглядел пятидесятилетним «старцем» — да и не был таковым по сути. «Меня сразу заворожили его добрые прекрасные голубые глаза. Всем обликом Кандинский напоминал вельможу…»
Нина, генеральская дочь, закончила два университетских курса — по истории и философии, была интеллигентна и умна.

Роман был коротким, и, несмотря на большую разницу в возрасте, на сопротивление матери невесты, на революционную дрожь в воздухе, Нина Андреевская и Василий Кандинский 11 февраля 1917 года стали мужем и женой.

Белое подвенечное платье Нины было пошито по эскизу Кандинского. Кто-то говорил, что Нина «выскочила» замуж за знаменитость, другие осуждали Кандинского, мол, «седина в бороду — бес в ребро…» А молодожены были счастливы, они были влюблены, и мир играл яркими красками. Медовый месяц они провели в Финляндии, любуясь красотами местных водопадов. «Мы были как на необитаемом острове, не читали газет и ничего не знали, что происходит в России» — вспоминала Нина. Через две недели они приехали в Хельсинки и лишь здесь до них дошла весть о революции.

Было принято решение ехать в Москву, где у Кандинского был доходный дом в Долгом переулке (современный адрес — улица Бурденко, 8/1). После революции дом экспроприировали, но семье удалось все-таки занять одну из квартир. В конце 1917 года у Кандинских родился сын Всеволод, которого отец просто таки боготворил. Нина принимала участие в работе мужа, попробовав свои силы в подстекольной живописи.

По мотивам рисунков Кандинского ею были созданы стекла «Прогулка» и «Спящая», а также «Сцена с фаэтоном». Ее авторству также принадлежат несколько работ в технике аппликации. Одна из них — «Букет» — имеет на обратной стороне трогательную надпись: «Моему любимому бесконечно Васику от Нины всегда твоей. Поздравление на 15-е июля 1918».

Жизнь после революции была трудной, «профессорский» паек Кандинского — до смешного скудным. Нина ходила на «толкучку», меняла на еду свои платья. От холода замерзала вода, в квартире топилась единственная печь, вокруг которой и сосредоточилась вся жизнь. Предложение, поступившее от Луначарского — войти в художественную коллегию Отдела ИЗО Наркомпроса, — пришлось как нельзя кстати. Кандинский организовывает институт художественной культуры, в 1919 году становится председателем Всероссийской закупочной комиссии. Он читает курс «Современное искусство» в Московском университете, а вскоре художника избирают вице-президентом Российской Академии художественных наук.

Весной 1920 года в семью Кандинских пришло горе: единственный сын Лодя умер от гастроэнтерита. Родители глубоко переживали утрату, и с тех пор никогда о детях не заговаривали. Кандинский, оправившись от потери, вернулся к работе, но та уже не давала ему прежнего удовлетворения. Молодые авангардисты наступали ему «на пятки», его картины критиковали… Долго это продолжаться не могло, и в конце 1921 года, прихватив несколько полотен, Кандинские отправились в Берлин, прочь от московского голода и холода, от могилки на Новодевичьем кладбище… Больше они в Россию не вернулись.

Рассказывают, что однажды Нине Кандинской приснился любопытный сон: в нем она играла в шахматы со своим мужем, а вместо шахматных фигур на доске были крупные бриллианты, на которых посверкивали капельки крови… Якобы после этого сна Нина убедила мужа покинуть Россию. А позже стала большой любительницей дорогих украшений, в том числе и бриллиантовых. Драгоценности ее и сгубили. Но об этом в свое время.

После унылой и голодной Москвы уютные, освещенные, нарядные берлинские улочки и магазины сводили с ума. Кандинский старался забыть прошлое, он избегал общения с русскими художниками-эмигрантами. Они с Ниной много гуляли и каждый день ходили в кино, которое оба очень любили. А весной 1922 года известный архитектор Вальтер Гропиус пригласил Василия Кандинского преподавать в Высшую школу строительства и художественного конструирования — Баухаус. Предложение было принято, и Кандинские отправились в городок Веймар.

Кандинский погрузился в преподавательскую деятельность, от которой получал огромное удовольствие. А вот Нине здесь не нравилось, в Веймаре она чувствовала себя «как на острове». Жизнь была скромной, а единственными развлечениями были немногочисленные вечеринки с танцами, к которым Кандинский был совершенно равнодушен. Но и эти, казалось бы, невинные развлечения вызывали много кривотолков в провинциальном городке. Местные жители не были расположены к коллективу школы и ее молодым ученикам и даже — кто бы мог представить! — пугали ими своих детей, приговаривая «Не будешь слушаться — отправлю тебя в Баухаус!» В Веймаре, в этом достаточно ограниченном кругу общения, Кандинские очень сдружились с семьей Пауля Клее, часто ходили к ним в гости, а позже, когда в 1924 году школа переехала в город Дессау, стали соседями по дому.

Баухаус в Дессау прижился. Городские власти выделили средства на новое здание школы, которое спроектировал Гропиус. Неподалеку, в небольшой сосновой роще, выстроили дома для преподавателей; рассказывают, что о месте для их строительства хлопотала Нина Кандинская. Каждый дом был рассчитан на две семьи, и, конечно же, Кандинские выбрали себе в соседи друзей — семью Клее. Кандинские много работали в садике у дома, посадили розы, гуляли по окрестностям.

В письме другу Уиллу Громану, Кандинский писал: «Здесь так чудесно: мы живём на природе далеко от города, слышим петухов, птиц, собак, вдыхаем запах сена, цветущей липы, леса. За несколько дней здесь мы совершенно изменились».

В 1926 году Баухаус торжественно отмечал 60-летие Василия Кандинского. Большая выставка, приемы, внимание прессы — не столица, но все-таки постоянная смена впечатлений. Молодая и красивая Нина Кандинская, конечно же, в центре внимания. Почти 300 акварелей, около 250 картин маслом, знаменитый труд «Точка и линия на плоскости», пьесы для абстрактного театра — для Кандинского период работы в Баухаусе был невероятно плодотворным. Он стал знаменит, о нем писали, его публиковали, о нем говорили, его картины покупали музеи. Антверпен и Берлин, Париж и Окленд принимали выставки его работ.

В 1927 году Кандинские получили немецкое гражданство. По этому поводу был устроен костюмированный бал. Как вспоминала Нина, «…это было наше посвящение в граждане Германии». Радость от вновь обретенной свободы продолжалась лишь 5 лет, пока к власти не пришел Гитлер. Работы Кандинского, как и многих его друзей-авангардистов, были признаны новой властью «дегенеративным искусством». Нацисты закрыли Баухаус. После долгих размышлений Кандинские приняли решение уехать в Париж, «город художников». Нина добилась разрешения на переезд, подготовила к перевозке картины и мебель, а после занялась вопросами получения французского гражданства.

После переезда Кандинский некоторое время не работал — не мог. Продажи его картин шли туго, что в Париже, что в Германии. Жить приходилось скромно. А потом началась Вторая мировая война. 10 июня 1940 года немецкие войска вошли в Париж. Кандинские уехали в курортный городок Котре, но вскоре им пришлось вернуться обратно в столицу — немецкие власти угрожали конфисковать их имущество, оставленное в съемной квартире. Собственно, ничего в их жизни не изменилось, распорядок дня остался прежним. Кандинский прогуливался, потом работал, с 14 до 15 часов обязательно спал — Нина в это время крепила на двери табличку, чтобы ее мужа никто не беспокоил. И вечером опять работа — пока свет окончательно не уходил.

Так прошла война — в ежедневной работе, неспешных вечерних прогулках с Ниной. Конечно же, жизнь в оккупированном Париже была трудной. Летом 1944 года Кандинский стал плохо себя чувствовать.

В августе Париж был освобожден от фашистов. Однако до дня победы над Германией Кандинский не дожил. Художник скончался от инсульта 13 декабря 1944 года. Позже Нина Николаевна записала: «Когда Кандинский умер, я подумала: „Это конец всему“… Ни один мужчина не мог в моих глазах выдержать сравнение с Кандинским. Поэтому я сконцентрировала всю свою энергию на работе на пользу его наследия, и это дало мне новые силы, а моей жизни — новый чудесный смысл».

Нина Кандинская стала единственной законной наследницей своего мужа. Она не стала переезжать — осталась в Париже, в их квартире. Конечно же, к ней начали приходить искусствоведы и дилеры, надеясь на выгодную покупку, но часто оставались ни с чем. После войны картины Кандинского опять выросли в цене, и Нина Николаевна была вольна работы продавать, назначая справедливую цену, равно как и дарить работы музеям, что порой и делала. Могла учредить премию имени Кандинского, организовывать выставки его картин, а также могла затеять и выиграть судебный процесс о праве воспроизведения репродукций картин Кандинского в книге, где, по ее мнению, слишком много внимания уделялось отношениям художника с Габриль Мюнтер.

Она все так же любила роскошные украшения, посещала светские мероприятия и выставки. И отлично понимала ценность наследия художника и распоряжалась им весьма осмотрительно и ответственно. Нина Кандинская несколько раз приезжала в Москву — навестить родственников, посмотреть на картины мужа. В 1973 году вышла ее книга воспоминаний «Кандинский и я».

В начале 1970-х годов Нина Кандинская приобрела шале, расположенное в швейцарских Альпах, которое назвала «Эсмеральда». Именно здесь ее нашли мертвой 2 сентября 1980 года. Ее смерть признали насильственной, и, очевидно, дело было в ее знаменитых драгоценностях, которых недосчитались при осмотре дома. Все картины Кандинского остались на своих местах. Подозрений и версий было много — от «руки Москвы» до участия в трагедии сына Пауля Клее — Феликса, который незадолго до рокового дня навещал Нину Кандинскую… Но эта трагическая тайна так никогда и не была раскрыта. А могиле Нины Кандинской нет даты рождения — эту тайну она унесла с собой.

«Я хочу, чтобы вы написали портрет моей жены» - объявил художнику обманутый муж, уточнив, что это должен быть необычный портрет. Такой, чтобы вошел в историю. Непростая задача, но услышав цену за свою работу, Густав Климт не задумываясь подписал бумаги...

1904 год. Адель отдыхала в гостиной на диване, время от времени поднося к губам мундштук с сигаретой. Ее не тяготила праздная лень, она ей наслаждалась. Адель ни дня не работала, в ее круге это считалось моветоном, а состояние родителей и мужа позволяло ни в чем себе не отказывать. Хлопнула дверь - вернулся супруг.

- Аделька, дорогая, - обратился он к ней,- сегодня на ужин к нам придет господин Климт.

Адель замерла, щеки ее порозовели. Уже несколько дней вся Вена обсуждала ее бурный роман с уважаемым и талантливым художником Густавом Климтом. Очевидно, слухи добрались и до Фердинанда.

- Но зачем же ты пригласил его, дорогой?

- Я хочу заказать у него твой портрет. Это должна быть самая роскошная, самая дорогая и самая лучшая картина из всех, что он когда-то писал или когда-либо напишет.

Климт писал «Золотую Адель» четыре года, сделал сотни набросков и за это время совершенно ее разлюбил… На что и рассчитывал господин Фердинанд Блох Бауэр.

Услышав о романе своей жены с художником, он долгое время обдумывал планы мести, даже хотел застрелить обоих. Но в итоге его план оказался гораздо изощрённее и коварнее – оставить влюбленных наедине, заставить из проводить вместе так много времени, чтобы они просто надоели друг другу.

Фердинанд Блох-Бауэр, муж Адели Блох-Бауэр, конечно, не был человеком глупым. Узнав об измене жены с уже тогда очень известным модным художником Густавом Климтом, он сразу начал искать пути решения проблемы. Развестись с женой он не мог: браки в богатой австрийской еврейской диаспоре заключались навечно. Союз Фердинанда и Адель вместе с союзом его брата и ее сестры объединил семейные капиталы, сделав возможным расширить сахарное производство Блохов за счет мощных денежных вложений семейства Бауэров (отец Адели Мориц Бауэр был председателем Ассоциации Венских Банкиров). Ставить под угрозу семейный бизнес и несколько сахарных заводов Фердинанд не мог. Поэтому он разработал хитроумный, но элегантный план.

Фердинанд заказал у Климта портрет жены. Сумма гонорара была заоблачной, и художник подписал договор сразу же. Щедрый заказчик с радостью поддерживал все идеи Климта: Фердинанд был согласен и на общую концепцию картины, и на отделку золотом, и на орнаментальные украшения. Он даже подарил жене роскошное колье с бриллиантами и рубинами, в котором она позировала специально для своего портрета. Казалось бы, где тут хитроумный замысел?

Дело в том, что Фердинанд прекрасно знал о любвеобильности Климта. Вокруг него всегда крутилось множество поклонниц, любовниц, почитательниц, муз. Он знал и то, что Климт не сможет долго любить одну лишь Адель, ему нужно переключаться на разных женщин, искать свое вдохновение. Если бы Фердинанд попытался сократить их общение, это бы привело к прямо противоположному результату: интерес художника бы постоянно подогревался невозможностью встречи. Поэтому умный владелец сахарных заводов поступил наоборот: он вынудил возлюбленных проводить все время вместе.

Фердинанд измучил Климта, снова и снова заставляя его переделывать эскиз картины, добиваясь того, чтобы лицо Адель набило художнику оскомину и начало вызывать только тошноту и отторжение. Всего за четыре года работы над картиной Климт сделал более ста эскизов "Золотой Адели".

Связанный договором с заказчиком, Климт не мог уже отказаться от написания портрета, хотя его «золотой период» прошел…

Но портрет Адель Блох Бауэр получился именно таким, как хотел ее муж: в золотом ореоле с полотна смотрела настоящая золотая богиня любви. Ее бледное лицо обрамленное темными волосами притягивало взгляд, зачаровывало. Фердинанд даже специально заказал для картины платье, отделанное пластинами золота и бриллиантовое колье.

Это великолепное колье с шестью цветными камнями (два рубина и четыре сапфира) стоило целое состояние. Но оно того стоило! В конце концов, Фердинанд был владельцем семейного сахарного бизнеса и мог позволить себе дорогие и красивые вещи.

Картина была закончена, чувства Климта и Адель остыли, остыл и обманутый супруг. Он даже купил еще несколько полотен художника, считая их не столько произведениями искусства, сколько прекрасными инвестициями.

Он заказал еще один портрет Адель, видимо, чтобы окончательно удостовериться, что все чувства между моделью и художником угасли.

А в 1918 году Густав Климт скончался. Его картины сразу же подскочили в цене.

Своих детей у четы Блох Бауэр не было, но у брата Фердинанда Густава и его супруги, кстати, Сестры Адель, были дочери. Племянницы прекрасно ладили с тетей и одна из них, Мария, даже получила разрешение одеть на свой первый бал то самое бриллиантовое ожерелье, в котором ее тетя изображена на великолепном портрете, висящем в гостиной.

Адель не намного пережила увековечившего ее художника, в 1925 году красавицу доконал менингит.

В 1938 году оставаться в Вене для богатого еврея было слишком опасно, и Фердинанд Блох Бауэр спешно бежал от репрессий в Швейцарию, а затем в Чехию, оставив все свое имущество на попечение брата. К тому времени племянница Адель, Мария, вышла замуж за Фридриха Альтмана, красивого юношу из очень обеспеченной семьи. На свадьбу подарком ей стало бриллиантовое ожерелье с картины.

Мария с мужем Фридрихом Альтманом поселились в доме Блох-Бауэров в центре Вены. Она часто любовалась великолепным портретом тети, который та просила после ее смерти передать в музей, но Фердинанд не смог расстаться с этим золотым великолепием. Мария даже знала один секрет: если загадать желание и посмотреть на лицо Адель под определенным углом, то если она тебе улыбнется – желание обязательно сбудется.

Семья Альтман жила очень скромно, времена были опасные, и австрийские евреи старались не привлекать к себе внимание.

Фридриху грозило оказался в концентрационном лагере Дахау. Мария искала способы спасти мужа. Через своего друга, художника Алоиза Кунста, занимавшего в то время что-то вроде должности художественного консультанта при Третьем Рейхе, она пообещала, что отдаст все имущество и подпишет все необходимые бумаги, только бы ее мужа можно было спасти. Она прекрасно знала, что все и так заберут.

Так и случилось. Военные офицеры ворвались в дом, вынесли все, что можно, в том числе и дорогое сердцу Марии бриллиантовое колье. «Золотую Адель» тоже забрали. Но насчет нее Мария была спокойна, ведь за ней приехал сам Алоиз Кунст.

Перед тем, как попрощаться с картиной, Мария последний раз загадала желание: "Пусть мой муж спасётся и будет жить!" и Адель ей улыбнулась.

Каким то чудом Фридриху и Марии удалось сбежать из лагеря. По поддельным документам уехали сперва в Кельн, а оттуда в Америку.

В 1945 году скончался в Чехии Фердинанд Блох Бауэр. По его завещанию все имущество переходило трем его племянникам, в числе которых была и Мария Альтман.

«Золотая Адель» долгие годы после войны украшала Галерею Бельведер. Там же находились еще 4 картины Климта из коллекции Блох Бауэра.

В 1998 году в Австрии вышел закон о реституции украденных и конфискованных нацистами произведений искусства. Но картины оставались в музее, поскольку считалось, что они попали туда по завещанию Адель Блох Бауэр. Однако, они никогда не принадлежали Адель, ведь заказчиком и владельцем был ее муж… А его единственной дожившей до этого времени наследницей являлась Мария Альтман. Это стало известно благодаря исследованию журналиста Хубертус Чернин и это совершенно меняло дело.

Теперь Мария могла потребовать свои картины назад! Что она и сделала. Речь шла о двух портретах Адель Блох Бауэр и трех пейзажах. Однако правительство Австрии игнорировало просьбы восьмидесятилетней женщины. Австрия не хотела высылать картины в Америку. Тогда Мария обратилась в суд Чехии, где ее дядя имел гражданство, и где было составлено его завещание. И в 2005 году она победила в процессе «Мария Альтман против Австрийской республики».

Она готова была решить все мирно, не требуя возврата картин, но хотела, чтобы ей выплатили рыночную стоимость. Однако, за время процесса цена «Золотой Адель» стала такой высокой, что австрийское правительство просто не могло выплатить требуемую сумму.

«Золотая Адель» покинула Австрию. Это была цена за разрушенные жизни Марии, ее мужа, родителей, сестер, всех тех, кого она знала и любила. Картина была куплена американским предпринимателем Рональдом Лаудером. Сейчас она находится в основанной им Новой галерее в Нью-Йорке.

Сегодня многие деятели искусства стремятся к более четким высказываниям в своих творениях, находя силу в том, чтобы донести до людей свои мысли. Однако не менее важны произведения, призванные вызывать конкретные чувства и эмоции, дарить радость, будоражить или напротив — успокаивать. Помня о терапевтическом эффекте, на который способно искусство, эксперты выбрали 9 картин — они могут подарить моменты спокойствия тем, кто обратится к ним за помощью.

Фредерик Лейтон «Пылающий июнь», 1895

Английский художник представляет официозный викторианский академизм. Эта картина долгое время не могла найти своего зрителя: сначала считалась потерянной, а затем не интересовала потенциальных покупателей. Однако на волне интереса к викторианскому искусству «Пылающий июнь» получил заслуженное внимание.

На картине напоминающая нимфу девушка спит скорее в театральной, чем удобной позе. Главный источник спокойствия картины — это мягкие, ласковые оттенки оранжевого.

Хироси Сугимото «Атлантический океан», 1989

Одной из главных тем творчества японского фотографа была быстротечность жизни. В 80-х он увлекся минималистичными видами океана и снимал серию «Морские пейзажи» по всему миру.

Каждое фото демонстрирует неяркий контраст воды и суши, а захватывающая перспектива напоминает, насколько человеческие проблемы несущественны. Отсутствие людей в кадре позволяет представить, как умиротворенно выглядела планета до нашего появления.

Ян Вермеер «Маленькая улица», 1657–1658

Культура традиционно воспевает неординарных героев и их выдающиеся судьбы. Однако нидерландский художник предлагает по-новому взглянуть на ничем не примечательную жизнь.

На картине, изображающей улочку в Делфте, дети играют, а женщины заняты повседневной работой. Ординарность подана с достоинством, которое мотивирует больше ценить свою жизнь и освобождает от волнений по поводу статуса и положения в обществе.

Каспар Давид Фридрих «Восход луны над морем», 1822

Один из главных романтиков-живописцев лишился матери в раннем возрасте и стал свидетелем смерти младшего брата. Пережитые страдания мотивировали его сделать меланхоличность частью своего творчества. Как ни странно, холодные и вызывающие ностальгию пейзажи Фридриха приносят больше умиротворения, чем яркие торжественные картины, популярные до него. Центральные фигуры этой работы кажутся статичными и незначительными, а природный фон, напротив, живым и могущественным.

Анри Руссо «Заклинательница змей», 1907

Большинство специалистов уверены, что французский художник-примитивист никогда не был в экзотических странах, а черпал вдохновение в Музее естественной истории и ботаническом саду в Париже. Однако его картины удивительно точно передают мир джунглей и привлекательность путешествий.

На этом полотне темнокожая Ева заклинает змею-обольстительницу, словно мистическое древнее божество. Сумрачность тонов и обездвиженность природы убаюкивают.

Рене Магритт «Стеклянный ключ», 1959

Картины бельгийского сюрреалиста знамениты благодаря своей примитивности и мистичности. Художник, как правило, изображал обыденные вещи в неожиданных положениях и обстановке, заставляя зрителя задумываться об объективности своего сознания. Магритт говорил, что его работы ничего не скрывают, но вызывают ощущение волшебства.

На картине «Стеклянный ключ» огромный камень грациозно расположился над массивной горой — и этот простой образ очищает голову от мыслей.

Хоакин Соролья «Поймать момент», 1906

Чаще всего испанский живописец создавал пляжные пейзажи. Вместе с семьей он каждое лето проводил в курортном французском городке Биарицц, который позднее стал популярным местом отдыха у знаменитостей: Чарли Чаплина, Уинстона Черчилля и Пабло Пикассо.

На картине дочь художника Мария готовится сделать фото камерой Kodak. Соролья, будто подражая уже популярному изобретению, пишет резкими, стремительными мазками.

Неизвестный автор «Чаша, отреставрированная методом Кинцуги», 1990

Японская традиция Кинцуги предписывает не выбрасывать разбитую посуду, а аккуратно склеивать кусочки составом с добавлением дорогой золотой пудры. За этим методом ремонта скрывается согревающая душу философия о том, что ошибки необязательно должны быть поводом для стыда и грусти.

В мире, где перфекционизм считается достоинством, чаша, которая с гордостью носит свои трещины, может стать источником успокоения и лекарством от паники.

Василий Кандинский «Синее небо», 1940

Русскому художнику не нравилось, когда его «Синее небо» сравнивали с «Охотником» Жоана Миро. «Я не сюрреалист», — настойчиво кричал он, по словам свидетелей. Картина действительно имеет мало общего с сюрреализмом.

На ее написание художника вдохновили окружающий мир и книга биолога Эрнста Геккеля «Красота форм в природе». Образы «Синего неба» похожи не на тревожные порождения сознания, а на реально живущих существ, которые будто бы улыбаются и задорно передвигаются по уютному пространству.

«Тихая обитель» И. Левитан

Этот пейзаж можно было поместить в список, только из-за названия. Но сама картина – просто квинтэссенция умиротворенности и спокойствия. Тихий летний вечер, спокойная гладь река, тропика, ведущая к монастырю, величавый лес, преобладание зеленых и голубых оттенков – все дышит покоем.

«Ночное» А. Куинджи

Этот неоконченный пейзаж считается прощальной картиной художника. А по настроению его можно сравнить только с колыбельной: тепло летней южной ночи, приглушенные полутона, бесконечные просторы, идеальная гладь реки – все это навевает сладкую негу сна и говорит: «завтра все пройдет».

«На Волге» Б. Кустодиев

Эта картина нехарактерна для творчества художника, который любил яркие краски, кипучие эмоции, размах сюжета. Здесь же, все это преобразуется в какое-то спокойное русло. Сама картина напоминает иллюстрацию рассказа русского классика о первой юношеской любви – весенний вечер, река, гитара, и объект этой первой любви. И весь мир, вся вселенная сосредоточена вокруг тебя! Кустодиев четко, но при этом деликатно говорит: «Как хорошо быть молодым!».

Весна – время цветущих садов! Где-то уже давно пышным цветом цветут деревья и кустарники, а где-то первые теплые лучи солнца еще только обещают грядущее буйство красоты. Но именно в эти месяцы хочется прогуливаться, любуясь черемухой или миндалем… И если погода еще не благоприятствует подобным прогулкам – можно полюбоваться на цветущие сады, изображенные знаменитыми художниками!

Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов, «Весна»

Девушка в старинных одеждах гуляет среди цветущих деревьев – что может быть прекраснее? Именно в этой работе Борисов-Мусатов, вдохновитель целого поколения русских символистов, демонстрирует самые яркие особенности своей зрелой художественной манеры – быстрые, зыбкие мазки, отсутствие повествовательности, меланхолично-мечтательное настроение. Героиня одета вовсе не так, как принято было в те годы – обращение к призрачному, но прекрасному прошлому свойственно многим полотнам художника. Да и сами героини его работ, то застывшие на берегу пруда, то погруженные в размышления на фоне заброшенного сада – скорее фантомы, воспоминания о былых временах, чем живые девушки из плоти и крови.

Исаак Левитан, «Цветущие яблони» и «Весна в горах» («Весна в Италии»)

Имя пейзажиста Исаака Левитана прочно ассоциируется с Подмосковьем и Плесом, однако одно из представленных полотен посвящено итальянской природе – и стало одним из самых жизнерадостных в творчестве певца среднерусской меланхолии. В период с 1889 по 1990 гг. живописец путешествует по Европе. Горные вершины, юная зелень, трогательные розовые цветы – такой предстает Италия в его работе. А «Цветущие яблони» - один из ряда этюдов цветущих деревьев, подаренный дочери знакомых художника на день рождения. Сам он признавал, что лишь это полотно достойно быть «подарком юной особе» - все остальное слишком мрачное. Автор сделал на нем такую надпись: «Милой деточке Анюрке. Старый хрыч Левитан. 1896».

Клод Моне, «Дама в саду Сент-Адресс»

Работа яркого представителя импрессионизма – своего рода визуальное исследование световых и колористических эффектов. С точностью ученого и вдохновением художника Моне пишет залитый светом сад и женскую фигуру в белом платье – известно, что это супруга его двоюродного брата, но, в сущности, личность ее не имеет значение, лишь ее роль цветового акцента на полотне. Берта Моризо иронично говорила, что перед работами Моне всегда знает, с какой стороны держать зонтик – так убедительно передает он яркое солнце.

Джон Эверетт Милле, «Под цветущими яблонями»

Милле – один из самых талантливых представителей Братства прерафаэлитов, вундеркинд, которому была обещана слава великого художника (и он после экспериментов юности действительно вернулся в лоно Академии художеств, а к зрелости получил все возможные и невиданные до сих пор почести, доступные художнику в Англии). Помимо скандально известной «Офелии» и последующих заказных портретов писал немало романтичных женских образов – в интерьерах и на лоне природы. Юные девы в его работах предаются отдыху, сжигают осеннюю листву, украшают себя перед зеркалом или же заняты рукоделием.

Лоуренс Альма-Тадема, «Весна» и «Обещание весны»

Альма-Тадема был, пожалуй, самым высокооплачиваемым художником викторианской эпохи. Публику восхищала его безупречная техника, завораживающая светопись, точность изображения фактур, выверенность композиции и романтизм сюжетов. Он писал сцены античной истории, но в них сравнительно мало «типичных» греческих и римских сюжетов – богов и героев, воинов и императоров… Зато на фоне мрамора и идиллических пейзажей прекрасные девушки и юноши читают стихи, беседуют, флиртуют… Писал он и своих современниц, правда, нечасто – и они почти неотличимы от его античных муз.

Винсент ван Гог, «Цветущие ветки миндаля» и «Фруктовый сад с персиковыми деревьями в цвету (Сад с кипарисами)»

К образу цветущего сада Винсент ван Гог обращался неоднократно – его завораживала динамика и колорит весенних метаморфоз. В Арле к нему приходит уверенность в выборе собственного творческого пути – и он пишет окрестности города, стремясь отразить и красоту природы, и суровость повседневности, улочки и сады. Тонкие персиковые деревья и кипарисовая роща вдали словно вступают в диалог. Художник использует необычную «точечную» технику, экспериментируя со способами нанесения краски на холст. В картине «Цветущие ветки миндаля» заметно влияние японской гравюры, которую художник с большим увлечением коллекционировал и изучал.

Джон Уильям Уотерхаус, «Весна»

Джон Уильям Уотерхаус – один из последних художников-прерафаэлитов, скорее последователей Братства, нежели непосредственных участников. В его работах нередки мотивы античных мифов, средневековой истории, поэзии Великобритании. Но, пожалуй, популярность ему принесли картины иного свойства – прекрасные женщины (искусствоведы считают, что постоянных натурщиц у него было всего две-три – и со всеми он, в отличие от своих предшественников на ниве «викторианского авангарда», вел себя как истинный джентльмен), одетые в старинные наряды, стройные, длинноволосые, занятые чем-то обыденным на фоне природы. Они собирают цветы, любуются пейзажем, прогуливаются по полям… Однако зритель все равно находит в них сходство то с греческими нимфами, то с принцессами средних веков.

Образы весны в гравюрах Хасуи Кавасэ

Японский гравер и живописей Хасуи Кавасэ специализировался на изображении ландшафтов и городских улиц. Они почти всегда безлюдны – или же одинокие фигуры теряются среди храмов, домов, гор и деревьев. Несмотря на постоянные финансовые трудности и хрупкое здоровье, художник много путешествовал, изучая архитектуру и природу родной страны – и, конечно, в поездках собирал материал для будущих работ. Особенно тщательно документировал он перемены, связанные со сменой сезонов, рисовал одни и те же места в разное время года, в дождь и в снег, пронизанные солнцем или же – в тени цветущих деревьев.

Текст: Софья Егорова.

Анимализм — (от лат. animal — животное) — жанр изобразительного искусства, главным объектом которого являются животные, птицы, рыбы и насекомые. Стоит различать мастеров, которые вводят животных в свои картины в качестве второстепенных персонажей, и художников-анималистов, которые изображают только животных, зачастую специализируясь лишь на некоторых из них, добиваясь максимальной достоверности изображения.

Скульптуры и рисунки животных, птиц и рыб встречаются во многих древних культурах, в произведениях искусства Древнего Востока и Африки, древней Америки и Океании. В древнем Египте животные и их изображения несли религиозный подтекст, греки предпочитали скульптурные изображения, а художники Помпеи включали зверей и птиц в свои знаменитые фрески и мозаики. В Средние века изображение животных было условным. Только с расцветом эпохи Ренессанса и ростом интереса человечества к естественным наукам возродилось стремление художников к достоверному изображению представителей животного и растительного мира.

Анимализм стал отдельным направлением живописи и скульптуры. Одной из первых картин этого жанра считается «Заяц» Альбрехта Дюрера (1502). Позже художники, работающие исключительно в жанре анимализм, часто сотрудничали с мастерами других жанров. Так, Питер Пауль Рубенс высоко ценил мастерство Франса Снейдерса, художника, чьей специализацией были натюрморты и охотничьи сцены, и приглашал его дописать зверей и птиц на своих картинах. Много позже известный русский анималист Константин Савицкий допишет медведей на знаменитой картине Шишкина «Утро в сосновом бору».

Золотой век Голландии не очень жаловал художников-анималистов, однако их искусство было востребовано при дворе. Знать обожала изображения своих любимых питомцев и охотничьи натюрморты, которые писал, к примеру, фламандец Ян Фейт. В Англии объектом картин анималистов часто становились породистые скаковые лошади и животные, занимающие призовые места на выставках домашнего скота. Джон Вуттон, работающий в жанре анимализм, стал основоположником спортивного направления: он изображал на своих картинах сцены скачек и охоты, собак и лошадей. А французы ввели моду на скульптурные изображения животных, которыми украшали сады и парки.

Один из ведущих европейских художников-анималистов XVIII века англичанин Джордж Стаббс, был не только живописцем, но и выдающимся биологом, доцентом в области анатомии человека и животных и автором ряда научных работ, в том числе книги «Анатомия лошадей» (1766). Обладая глубокими знаниями, Стаббс создавал потрясающе достоверные картины в стиле анимализма, безупречные с научной точки зрения. Его работы потрясали воображение современников и стали для многих художников поводом углубиться в изучение анатомии животных.

Француз Луи Жаден прославился изображениями собак, а вот Шарль Эмиль Жак обожал рисовать кур и овец. Художники-анималисты рисовали иллюстрации для научно-популярных книг, посвященных животному миру, и стали настоящими просветителями. Развитию анимализма также способствовали публичные зоопарки, которые стали открываться в Европе с середины XVIII века, став источником достоверной натуры для художников этого жанра.

Мастеров анималистического жанра разных эпох объединяет любовь к природе. Животные на их картинах давно стали достоянием мирового изобразительного искусства и вызывают чувства восхищения у зрителей.

Грохотова Светлана Алексеевна родилась 2 декабря 1968 года в городе Москве.
Светлана получила экономическое образование, но красота окружающего мира и любовь к творчеству постепенно привела её к живописи. Живописец, член Профессионально-творческого союза художников России при ЮНЕСКО.

Светлана пишет маслом на холсте, преимущественно в стиле реализм и сюрреализм. Палитра богата на естественные оттенки живой природы, нежная, но красочная, взгляд так проникает вглубь картины и задерживается на деталях. Предлагаем вам полюбоваться чувственными, притягивающими и очень теплыми пейзажами, натюрмортами и цветочными композициями.