Как вспоминала Нина Кандинская, зимой 1915 года, на Крещение, она с подружками гадала «на суженого». Девушки на улице спрашивали имя у первого встречного мужчины; Нине «досталось» имя Василий. «Праздник был испорчен. Имя мне не подходило никак, я мечтала о Георгии — это было самое модное мужское имя» — вспоминала она. Однако пройдет совсем немного времени, и ни к чему не обязывающий телефонный звонок сыграет решающую роль в жизни Василия Кандинского и его будущей жены, юной Нины Андриевской. 28 лет в любви и согласии — и ни одного письма! А почему? Все просто — они не расставались ни на один день.

С началом Первой мировой войны Василий Кандинский был вынужден оставить Германию и вернулся в родную Москву. Непростые отношения с Габриэль Мюнтер, их уютный дом в Мурнау, время «Синего всадника» — все это осталось позади. Некоторое время Кандинский и Мюнтер поддерживали живую переписку: он рассказывал о желании пожить в Москве, ссылаясь на необходимость посвятить это время работе. Мюнтер, помня про обещание Кандинского жениться на ней, сделала все, чтобы увидеться вновь с любимым человеком. В декабре 1916 года она организовала выставку в Стокгольме, на которой были представлены произведения Кандинского и ее собственные работы, и они встретились — но ненадолго. Габриэль никак не могла понять, что же держало Василия в Москве. Письма приходили все реже… А тем временем сердце Кандинского было уже не свободно, однако он не обмолвился об этом и словом.

Нина Андреевская и Василий Кандинский впервые встретились осенью 1916 года. Художнику вот-вот должно было исполниться 50 лет, а Нине было 17, а может 18 или даже 20… Для самой Андреевской времени и вовсе не существовало: «Когда мне было двадцать, мне хотелось, чтобы мне всегда было двадцать. С тех пор я никогда не отмечала свой день рождения».

Они познакомились по телефону: Нина позвонила Кандинскому по просьбе друзей, они поговорили, а под конец художник попросил о встрече. В своей книге «Кандинский и я «Нина пишет: «Однажды в конце мая 1916 моя подруга позвала меня на ужин к себе домой… среди гостей мое внимание привлек один господин, только что прибывший из-за границы и находящийся в Москве проездом. Ему нужно было передать сообщение Кандинскому, которое касалось — если я правильно помню — одной из запланированных выставок Кандинского… А я была знакома с племянником Кандинского, Анатолием Шейманом, сыном сестры его первой жены. Я указала господину на возможность передать сообщение… Доверенная мне миссия наполнила меня необычайным волнением, в котором смешались любопытство и ожидание. На следующий день я созвонилась с племянником Кандинского и получила номер его дяди. Тогда я позвонила Кандинскому.

Кандинский сам подошел к телефону. Поскольку до сих пор он никогда не слышал моего имени, он сначала поинтересовался, откуда у меня его номер. Когда же я сообщила ему, что знакома с его племянником, его первоначальная сдержанность сменилась благосклонным расположением. Лишь тогда я смогла передать ему сообщение. К моему удивлению, когда я после нескольких любезных слов на прощание собиралась уже положить трубку, Кандинский сказал тихим голосом: «Я хочу непременно познакомиться с Вами лично».»

Но Нина должна была уезжать на отдых, поэтому они договорились, что она позвонит, как только вернется в Москву. Для юной девушки внимание известного художника было лестным. А Кандинский никак не мог успокоиться; под впечатлением от звуков голоса незнакомки он сразу же принялся рисовать. Так родилась его акварельная работа «Незнакомому голосу». Те, кто уже интересовался творчеством этого художника, помнят, что Кандинский был синестетиком и обладал способностью «видеть» звуки, облекать их в формы и цвета.

Первое свидание состоялось в музее (ныне — ГМИИ им. Пушкина). Всегда подтянутый и бодрый, общительный, интеллигентный, Кандинский вовсе не выглядел пятидесятилетним «старцем» — да и не был таковым по сути. «Меня сразу заворожили его добрые прекрасные голубые глаза. Всем обликом Кандинский напоминал вельможу…»
Нина, генеральская дочь, закончила два университетских курса — по истории и философии, была интеллигентна и умна.

Роман был коротким, и, несмотря на большую разницу в возрасте, на сопротивление матери невесты, на революционную дрожь в воздухе, Нина Андреевская и Василий Кандинский 11 февраля 1917 года стали мужем и женой.

Белое подвенечное платье Нины было пошито по эскизу Кандинского. Кто-то говорил, что Нина «выскочила» замуж за знаменитость, другие осуждали Кандинского, мол, «седина в бороду — бес в ребро…» А молодожены были счастливы, они были влюблены, и мир играл яркими красками. Медовый месяц они провели в Финляндии, любуясь красотами местных водопадов. «Мы были как на необитаемом острове, не читали газет и ничего не знали, что происходит в России» — вспоминала Нина. Через две недели они приехали в Хельсинки и лишь здесь до них дошла весть о революции.

Было принято решение ехать в Москву, где у Кандинского был доходный дом в Долгом переулке (современный адрес — улица Бурденко, 8/1). После революции дом экспроприировали, но семье удалось все-таки занять одну из квартир. В конце 1917 года у Кандинских родился сын Всеволод, которого отец просто таки боготворил. Нина принимала участие в работе мужа, попробовав свои силы в подстекольной живописи.

По мотивам рисунков Кандинского ею были созданы стекла «Прогулка» и «Спящая», а также «Сцена с фаэтоном». Ее авторству также принадлежат несколько работ в технике аппликации. Одна из них — «Букет» — имеет на обратной стороне трогательную надпись: «Моему любимому бесконечно Васику от Нины всегда твоей. Поздравление на 15-е июля 1918».

Жизнь после революции была трудной, «профессорский» паек Кандинского — до смешного скудным. Нина ходила на «толкучку», меняла на еду свои платья. От холода замерзала вода, в квартире топилась единственная печь, вокруг которой и сосредоточилась вся жизнь. Предложение, поступившее от Луначарского — войти в художественную коллегию Отдела ИЗО Наркомпроса, — пришлось как нельзя кстати. Кандинский организовывает институт художественной культуры, в 1919 году становится председателем Всероссийской закупочной комиссии. Он читает курс «Современное искусство» в Московском университете, а вскоре художника избирают вице-президентом Российской Академии художественных наук.

Весной 1920 года в семью Кандинских пришло горе: единственный сын Лодя умер от гастроэнтерита. Родители глубоко переживали утрату, и с тех пор никогда о детях не заговаривали. Кандинский, оправившись от потери, вернулся к работе, но та уже не давала ему прежнего удовлетворения. Молодые авангардисты наступали ему «на пятки», его картины критиковали… Долго это продолжаться не могло, и в конце 1921 года, прихватив несколько полотен, Кандинские отправились в Берлин, прочь от московского голода и холода, от могилки на Новодевичьем кладбище… Больше они в Россию не вернулись.

Рассказывают, что однажды Нине Кандинской приснился любопытный сон: в нем она играла в шахматы со своим мужем, а вместо шахматных фигур на доске были крупные бриллианты, на которых посверкивали капельки крови… Якобы после этого сна Нина убедила мужа покинуть Россию. А позже стала большой любительницей дорогих украшений, в том числе и бриллиантовых. Драгоценности ее и сгубили. Но об этом в свое время.

После унылой и голодной Москвы уютные, освещенные, нарядные берлинские улочки и магазины сводили с ума. Кандинский старался забыть прошлое, он избегал общения с русскими художниками-эмигрантами. Они с Ниной много гуляли и каждый день ходили в кино, которое оба очень любили. А весной 1922 года известный архитектор Вальтер Гропиус пригласил Василия Кандинского преподавать в Высшую школу строительства и художественного конструирования — Баухаус. Предложение было принято, и Кандинские отправились в городок Веймар.

Кандинский погрузился в преподавательскую деятельность, от которой получал огромное удовольствие. А вот Нине здесь не нравилось, в Веймаре она чувствовала себя «как на острове». Жизнь была скромной, а единственными развлечениями были немногочисленные вечеринки с танцами, к которым Кандинский был совершенно равнодушен. Но и эти, казалось бы, невинные развлечения вызывали много кривотолков в провинциальном городке. Местные жители не были расположены к коллективу школы и ее молодым ученикам и даже — кто бы мог представить! — пугали ими своих детей, приговаривая «Не будешь слушаться — отправлю тебя в Баухаус!» В Веймаре, в этом достаточно ограниченном кругу общения, Кандинские очень сдружились с семьей Пауля Клее, часто ходили к ним в гости, а позже, когда в 1924 году школа переехала в город Дессау, стали соседями по дому.

Баухаус в Дессау прижился. Городские власти выделили средства на новое здание школы, которое спроектировал Гропиус. Неподалеку, в небольшой сосновой роще, выстроили дома для преподавателей; рассказывают, что о месте для их строительства хлопотала Нина Кандинская. Каждый дом был рассчитан на две семьи, и, конечно же, Кандинские выбрали себе в соседи друзей — семью Клее. Кандинские много работали в садике у дома, посадили розы, гуляли по окрестностям.

В письме другу Уиллу Громану, Кандинский писал: «Здесь так чудесно: мы живём на природе далеко от города, слышим петухов, птиц, собак, вдыхаем запах сена, цветущей липы, леса. За несколько дней здесь мы совершенно изменились».

В 1926 году Баухаус торжественно отмечал 60-летие Василия Кандинского. Большая выставка, приемы, внимание прессы — не столица, но все-таки постоянная смена впечатлений. Молодая и красивая Нина Кандинская, конечно же, в центре внимания. Почти 300 акварелей, около 250 картин маслом, знаменитый труд «Точка и линия на плоскости», пьесы для абстрактного театра — для Кандинского период работы в Баухаусе был невероятно плодотворным. Он стал знаменит, о нем писали, его публиковали, о нем говорили, его картины покупали музеи. Антверпен и Берлин, Париж и Окленд принимали выставки его работ.

В 1927 году Кандинские получили немецкое гражданство. По этому поводу был устроен костюмированный бал. Как вспоминала Нина, «…это было наше посвящение в граждане Германии». Радость от вновь обретенной свободы продолжалась лишь 5 лет, пока к власти не пришел Гитлер. Работы Кандинского, как и многих его друзей-авангардистов, были признаны новой властью «дегенеративным искусством». Нацисты закрыли Баухаус. После долгих размышлений Кандинские приняли решение уехать в Париж, «город художников». Нина добилась разрешения на переезд, подготовила к перевозке картины и мебель, а после занялась вопросами получения французского гражданства.

После переезда Кандинский некоторое время не работал — не мог. Продажи его картин шли туго, что в Париже, что в Германии. Жить приходилось скромно. А потом началась Вторая мировая война. 10 июня 1940 года немецкие войска вошли в Париж. Кандинские уехали в курортный городок Котре, но вскоре им пришлось вернуться обратно в столицу — немецкие власти угрожали конфисковать их имущество, оставленное в съемной квартире. Собственно, ничего в их жизни не изменилось, распорядок дня остался прежним. Кандинский прогуливался, потом работал, с 14 до 15 часов обязательно спал — Нина в это время крепила на двери табличку, чтобы ее мужа никто не беспокоил. И вечером опять работа — пока свет окончательно не уходил.

Так прошла война — в ежедневной работе, неспешных вечерних прогулках с Ниной. Конечно же, жизнь в оккупированном Париже была трудной. Летом 1944 года Кандинский стал плохо себя чувствовать.

В августе Париж был освобожден от фашистов. Однако до дня победы над Германией Кандинский не дожил. Художник скончался от инсульта 13 декабря 1944 года. Позже Нина Николаевна записала: «Когда Кандинский умер, я подумала: „Это конец всему“… Ни один мужчина не мог в моих глазах выдержать сравнение с Кандинским. Поэтому я сконцентрировала всю свою энергию на работе на пользу его наследия, и это дало мне новые силы, а моей жизни — новый чудесный смысл».

Нина Кандинская стала единственной законной наследницей своего мужа. Она не стала переезжать — осталась в Париже, в их квартире. Конечно же, к ней начали приходить искусствоведы и дилеры, надеясь на выгодную покупку, но часто оставались ни с чем. После войны картины Кандинского опять выросли в цене, и Нина Николаевна была вольна работы продавать, назначая справедливую цену, равно как и дарить работы музеям, что порой и делала. Могла учредить премию имени Кандинского, организовывать выставки его картин, а также могла затеять и выиграть судебный процесс о праве воспроизведения репродукций картин Кандинского в книге, где, по ее мнению, слишком много внимания уделялось отношениям художника с Габриль Мюнтер.

Она все так же любила роскошные украшения, посещала светские мероприятия и выставки. И отлично понимала ценность наследия художника и распоряжалась им весьма осмотрительно и ответственно. Нина Кандинская несколько раз приезжала в Москву — навестить родственников, посмотреть на картины мужа. В 1973 году вышла ее книга воспоминаний «Кандинский и я».

В начале 1970-х годов Нина Кандинская приобрела шале, расположенное в швейцарских Альпах, которое назвала «Эсмеральда». Именно здесь ее нашли мертвой 2 сентября 1980 года. Ее смерть признали насильственной, и, очевидно, дело было в ее знаменитых драгоценностях, которых недосчитались при осмотре дома. Все картины Кандинского остались на своих местах. Подозрений и версий было много — от «руки Москвы» до участия в трагедии сына Пауля Клее — Феликса, который незадолго до рокового дня навещал Нину Кандинскую… Но эта трагическая тайна так никогда и не была раскрыта. А могиле Нины Кандинской нет даты рождения — эту тайну она унесла с собой.

«Живопись есть грохочущее столкновение различных миров»: этот тезис проиллюстрировала и сама судьба художника. Мы выбрали всего дюжину фактов о жизни и творчестве Кандинского, но они — как яркие элементы «паззлов», которые стягивают к себе поле азартных исследований со множеством деталей. Представляем наш обзор к 155-летию мастера.

«Как причудливо тасуется колода!»

Василий Кандинский родился в 1866 году в семье успешного московского коммерсанта. По линии отца — родовая знать мансийского Кондинского княжества, тунгусская княжна-прабабка. Дед — настоящий разбойник, грабивший сибирские караваны. Попав на каторгу, этот неуемный авантюрист создал торговое дело и стал уважаемым купцом. Фамильные легенды не врут! А со стороны матери — рафинированные прибалтийские немцы. Гремучая смесь западных и восточных кровей обусловила склад характера Кандинского, в котором вспышки чувственного темперамента парадоксально уживались с безупречными манерами и педантизмом.

Любопытно, что художественные критики тоже выявляли эту двойственность. Правда, каждый видел свою сторону медали: мюнхенская критика объясняла красочное богатство работ художника «византийскими влияниями», в то же время критика российская твердила, что автор погибает под вредным немецким влиянием и пытается насаждать «давно устарелые в Европе ценности».

С рождения тонко воспринимал энергию цвета

Кандинский был наделен мировосприятием особого типа, сегодня такой нейрологический феномен называют синестезией. Обладающие этим даром способны «видеть» в цвете мелодии и ароматы, «слышать» краски, «осязать» буквы, цифры и слова. Синестезия Кандинского выражалась в его способности воспринимать музыку как цветовой вихрь, а зрительные образы ощущать как вибрирующие и звучащие. Возможно, эта особенность и определила специфику творческого метода художника.

Наряду с синестезией Кандинский обладал цепкой «памятью зрения», которая позволяла ему по впечатлению воспроизвести в красках, например, увиденные на выставке пейзажи. При этом юноша с большими муками усваивал точную информацию — заучивание имен, стихов и даже таблица умножения давалось ему с трудом.

Одесса — место силы и вдохновения

Когда Васеньке было пять лет, Кандинские перебрались из Москвы в Одессу. На новом месте отец приступил к руководству чайной фабрикой. Так уж случилось, что после переезда родители расстались и воспитанием мальчика занималась старшая сестра матери. Тетя привила племяннику интерес и любовь к литературе, рисованию и музыке.

Здесь же, в «черноморском Вавилоне», Василий начал учиться живописи и свои первые масляные краски купил на накопленные деньги, будучи подростком. Смешение цветов, извлеченных из тюбиков, казалось ему тогда таинством сродни алхимическому.

Окончив гимназию, Кандинский вернулся из Южной Пальмиры в Москву, поступил на юридический факультет и посвятил десятилетие юриспруденции, экономике, управлению. Но к тридцати годам решил всерьез заняться живописью и обосноваться в Мюнхене, который был одним из важнейших центров нового европейского искусства. Еще через два года Кандинский впервые представил свои работы для публичного обозрения — и это было опять-таки в Одессе на выставке Товарищества южнорусских художников в 1898 году.

Мог бы стать ученым, писателем или чиновником — но выбрал карьеру художника

В молодые годы Кандинского манили самые разнообразные сферы деятельности. В студенческую пору он увлекся этнографией и, прервав учебу, отправился открывать для себя «тайники души народной» в экспедиции по северу Вологодского края.

Блестяще завершив в 1893 курс права и политэкономии в Московском университете, начал там же преподавать, занялся наукой, получил должность доцента.

В 1895−96 пробовал себя в роли художественного директора московской типографии «Товарищество И. Кушнерева и К ͦ". Обладая философским складом ума и писательским талантом, мог бы посвятить жизнь литературному творчеству.
Или принять предложение занять престижное место профессора в Дерптском университете. Мог бы… Но случился ряд событий и впечатлений, которые Кандинский расценил как несомненные знаки судьбы.

«Поворотным пунктом в нашей жизни может быть все что угодно…»

Что же заставило ученого в начале многообещающей карьеры радикально изменить род занятий? Сам Кандинский описал основные эпизоды «культурного шока», спровоцировавшего крутой поворот в его сознании и жизни в 1895−96 годах:

• На московской выставке французских импрессионистов Кандинский увидел работу Моне «Стог» и поначалу, пока не прочел названия, разглядывал ее как беспредметную. Испытал сильнейшие эмоции от переливов цветовой палитры, невзирая на отсутствие, как ему показалось, конкретного объекта изображения.

• Глубочайшее впечатление на Кандинского произвела опера Вагнера «Лоэнгрин», поставленная в Большом театре. Будучи синестетиком, воспринял ее как «абсолютное произведение искусства».

• Настоящим потрясением стало для Кандинского открытие делимости атома. Это научное событие было расценено им не только как низвержение основ классического естествознания, но как и разрушение мнимых пределов в собственных исканиях. Неопределенность стези художника перестала страшить Кандинского, и он сделал смелый выбор в пользу перемен.

«Фаланга синих всадников авангарда»

Мюнхенский период (1896−1914) стал этапом экспериментов и становления Кандинского как мастера абстракции. Начинающий художник посещает различные учебные заведения и классы, заводит знакомства в кругу мюнхенской богемы, а в 1901 создает творческую группу «Фаланга». Позднее участвует в организации «Нового мюнхенского художественного объединения» (1909) и группы «Синий всадник» (1911). И хотя «Синий всадник» существовал всего три года, этот союз оказал заметное влияние на европейский авангард , обозначив этап перехода от символизма к абстракционизму.

На вопрос о странном названии группы Кандинский обычно отвечал, что всегда любил всадников, а его сподвижник Франц Марк — лошадей, и оба они любили синий цвет. Действительно, за 8 лет до возникновения группы Кандинский написал полотно с тем же названием, а среди образов его импровизаций угадываются очертания призрачной конницы. Была в названии и символическая подкладка: верхом на лошади канонически изображается св. Георгий — поборник духовных идеалов, а синий — цвет небес — воплощает торжество нематериального.

Основоположник абстрактного искусства или один из его первопроходцев?

В 1908 Кандинский пережил подобие мистического озарения: увидев издали собственный этюд , повернутый набок, и не узнав его, был заворожен необыкновенной энергией цветовых пятен, в которых не распознал предметную конкретику. Так художник получил ясное понимание вектора художественных поисков и утвердился в мысли, что предмет изображения не обязателен для создания мощного художественного впечатления.

Стоит заметить, что идеи витали в воздухе, и наряду с Кандинским в нефигуративном искусстве экспериментировали Делоне, Мондриан, Малевич, Пикабиа. И хотя первым в истории в полном смысле абстрактным произведением считается безымянная работа Василия Кандинского (1910), не так давно выяснилось, что его опередила шведская художница Хильма аф Клинт. Первый цикл абстракций она создала на рубеже 1906/7 гг., погрузившись в эзотерические практики и рассматривая искусство как инструмент расширения сознания.

Две жены, три музы-вдохновительницы

Впервые Кандинский связал себя узами брака в 26 лет. Его женой стала двоюродная сестра Анна Чемякина, для который семейные отношения стали продолжением дружеских: будучи постарше, она по-сестрински опекала кузена и поддерживала его начинания. Эмиграция привела к отчуждению супругов, хотя формальный брак продолжал сохраняться.

«Немецкой музой» Кандинского считается художница Габриэль Мюнтер. Она впервые появилась в «Фаланге» в 1902 в качестве ученицы. Василий и Габриэль скрывали близость отношений, пока не решили открыто поселиться в общем доме в Мурнау у подножия Альп. Спустя годы Кандинский получил развод, но так никогда и не женился на Габриэль…

Во вторую свою жену, 17-летнюю Нину Андреевскую, 50-летний Кандинский влюбился заочно. Можно только гадать о тембре голоса девушки, позвонившей художнику по делу — но он настолько пленил Кандинского (не забываем, художник был синестетиком), что тот настоял на личной встрече и месяц ждал этого свидания. Через полгода пара обвенчалась, и Нина во всех обстоятельствах оставалась верной женой и спутницей мэтра до самого конца его жизни.

У истоков дизайн-образования: «за попытку — спасибо»

С началом первой мировой пребывание Кандинского в Германии стало нежелательным, он вернулся в Россию и с 1914 до 1921 жил в Москве. Здесь он повстречал Нину, здесь родился и умер их общий (и единственный) сын.
После октябрьской революции Кандинский пытался встроиться в новую культурно-политическую систему — сотрудничал с ИЗО Наркомпроса, принимая активное участие в развитии художественной педагогики и музейного дела, публиковал предметные исследования. С 1918 преподавал в московском СВОМАСе (после реформы — ВХУТЕМАСе, легендарной советской школе нового промышленного искусства), участвовал в создании ИНХУКа. Но идеи Кандинского встретили сопротивление и резкую критику в среде конструктивистов, которые отвергали любые проявления иррационального, признавая исключительно аналитический подход к творческим задачам.

Дважды пережить отъезд как бегство

Ощутив себя чужим на празднике пролетарской культуры, разуверившийся художник в 1921 возвращается в Германию. Отъезд больше походил на изгнание под шквалом насмешек и уничижительных эпитетов. Через 7 лет Кандинский утратит советское гражданство, его имя забудут, а работы вычеркнут из общественного наследия на 70 лет.

Чета Кандинских поселилась в Берлине, но вскоре по приглашению Вальтера Гропиуса, главы новаторской школы дизайна Баухаус, перебралась в Веймар и далее — вслед за школой — в Дессау. Василий преподавал аналитический рисунок, читал лекции о формообразовании и психологии цвета, писал теоретические труды. В его абстракциях появилось то, что он сам определил как «лирический геометризм». Кандинский наконец был счастлив, уважаем, востребован.

Идиллия закончилась с приходом к власти Гитлера — Баухаус был закрыт, а искусство авангарда объявлено «дегенеративным». Картины Кандинского изъяли из немецких музеев, его публикации попали под запрет. В 1933 художник уехал во Францию, что оказалось очень своевременным решением — еще немного, и отверженные полотна запылали в кострах на окраинах Берлина.

Необходимо отдать должное Габриэль Мюнтер, отвергнутой невесте художника: не считаясь с риском, Габриэль спрятала и сохранила около тысячи картин возлюбленного и его единомышленников из «Синего всадника», а после войны передала их мюнхенской галерее Ленбаххаус.

Не любил давать названия своим картинам

Кандинский считал названия работ «необходимым злом», загоняющим восприятие живописи в узкие рамки. Он изобрел универсальный принцип наименования собственных картин, разделив их на три категории.
Наименее спонтанные — идущие «от ума», тщательно подготовленные — называл композициями. Работы, сохраняющие ассоциативную связь с реальным предметным миром, именовались импрессиями, а «внезапные и бессознательные», написанные по велению чистого эмоционального импульса — импровизациями. Иной раз произведению присваивался номер либо словесное дополнение, указывающее на геометрические или цветовые характеристики.
Зато теперь по типу названия работы мы можем сориентироваться и в методе ее создания!

Самое дорогое произведение Кандинского

В июне 2017 года был установлен аукционный рекорд цены на работы художника: «Картина с белыми линиями» (1913) ушла на лондонских торгах Sotheby’s за £33 млн ($41,6−41,8 млн). До 1974 года «Линии» хранились в Третьяковке, откуда попали к кельнскому коллекционеру Вильгельму Хаку, предложившему советским властям в обмен на картину оригиналы писем Ленина.