«Я хочу, чтобы вы написали портрет моей жены» - объявил художнику обманутый муж, уточнив, что это должен быть необычный портрет. Такой, чтобы вошел в историю. Непростая задача, но услышав цену за свою работу, Густав Климт не задумываясь подписал бумаги...

1904 год. Адель отдыхала в гостиной на диване, время от времени поднося к губам мундштук с сигаретой. Ее не тяготила праздная лень, она ей наслаждалась. Адель ни дня не работала, в ее круге это считалось моветоном, а состояние родителей и мужа позволяло ни в чем себе не отказывать. Хлопнула дверь - вернулся супруг.

- Аделька, дорогая, - обратился он к ней,- сегодня на ужин к нам придет господин Климт.

Адель замерла, щеки ее порозовели. Уже несколько дней вся Вена обсуждала ее бурный роман с уважаемым и талантливым художником Густавом Климтом. Очевидно, слухи добрались и до Фердинанда.

- Но зачем же ты пригласил его, дорогой?

- Я хочу заказать у него твой портрет. Это должна быть самая роскошная, самая дорогая и самая лучшая картина из всех, что он когда-то писал или когда-либо напишет.

Климт писал «Золотую Адель» четыре года, сделал сотни набросков и за это время совершенно ее разлюбил… На что и рассчитывал господин Фердинанд Блох Бауэр.

Услышав о романе своей жены с художником, он долгое время обдумывал планы мести, даже хотел застрелить обоих. Но в итоге его план оказался гораздо изощрённее и коварнее – оставить влюбленных наедине, заставить из проводить вместе так много времени, чтобы они просто надоели друг другу.

Фердинанд Блох-Бауэр, муж Адели Блох-Бауэр, конечно, не был человеком глупым. Узнав об измене жены с уже тогда очень известным модным художником Густавом Климтом, он сразу начал искать пути решения проблемы. Развестись с женой он не мог: браки в богатой австрийской еврейской диаспоре заключались навечно. Союз Фердинанда и Адель вместе с союзом его брата и ее сестры объединил семейные капиталы, сделав возможным расширить сахарное производство Блохов за счет мощных денежных вложений семейства Бауэров (отец Адели Мориц Бауэр был председателем Ассоциации Венских Банкиров). Ставить под угрозу семейный бизнес и несколько сахарных заводов Фердинанд не мог. Поэтому он разработал хитроумный, но элегантный план.

Фердинанд заказал у Климта портрет жены. Сумма гонорара была заоблачной, и художник подписал договор сразу же. Щедрый заказчик с радостью поддерживал все идеи Климта: Фердинанд был согласен и на общую концепцию картины, и на отделку золотом, и на орнаментальные украшения. Он даже подарил жене роскошное колье с бриллиантами и рубинами, в котором она позировала специально для своего портрета. Казалось бы, где тут хитроумный замысел?

Дело в том, что Фердинанд прекрасно знал о любвеобильности Климта. Вокруг него всегда крутилось множество поклонниц, любовниц, почитательниц, муз. Он знал и то, что Климт не сможет долго любить одну лишь Адель, ему нужно переключаться на разных женщин, искать свое вдохновение. Если бы Фердинанд попытался сократить их общение, это бы привело к прямо противоположному результату: интерес художника бы постоянно подогревался невозможностью встречи. Поэтому умный владелец сахарных заводов поступил наоборот: он вынудил возлюбленных проводить все время вместе.

Фердинанд измучил Климта, снова и снова заставляя его переделывать эскиз картины, добиваясь того, чтобы лицо Адель набило художнику оскомину и начало вызывать только тошноту и отторжение. Всего за четыре года работы над картиной Климт сделал более ста эскизов "Золотой Адели".

Связанный договором с заказчиком, Климт не мог уже отказаться от написания портрета, хотя его «золотой период» прошел…

Но портрет Адель Блох Бауэр получился именно таким, как хотел ее муж: в золотом ореоле с полотна смотрела настоящая золотая богиня любви. Ее бледное лицо обрамленное темными волосами притягивало взгляд, зачаровывало. Фердинанд даже специально заказал для картины платье, отделанное пластинами золота и бриллиантовое колье.

Это великолепное колье с шестью цветными камнями (два рубина и четыре сапфира) стоило целое состояние. Но оно того стоило! В конце концов, Фердинанд был владельцем семейного сахарного бизнеса и мог позволить себе дорогие и красивые вещи.

Картина была закончена, чувства Климта и Адель остыли, остыл и обманутый супруг. Он даже купил еще несколько полотен художника, считая их не столько произведениями искусства, сколько прекрасными инвестициями.

Он заказал еще один портрет Адель, видимо, чтобы окончательно удостовериться, что все чувства между моделью и художником угасли.

А в 1918 году Густав Климт скончался. Его картины сразу же подскочили в цене.

Своих детей у четы Блох Бауэр не было, но у брата Фердинанда Густава и его супруги, кстати, Сестры Адель, были дочери. Племянницы прекрасно ладили с тетей и одна из них, Мария, даже получила разрешение одеть на свой первый бал то самое бриллиантовое ожерелье, в котором ее тетя изображена на великолепном портрете, висящем в гостиной.

Адель не намного пережила увековечившего ее художника, в 1925 году красавицу доконал менингит.

В 1938 году оставаться в Вене для богатого еврея было слишком опасно, и Фердинанд Блох Бауэр спешно бежал от репрессий в Швейцарию, а затем в Чехию, оставив все свое имущество на попечение брата. К тому времени племянница Адель, Мария, вышла замуж за Фридриха Альтмана, красивого юношу из очень обеспеченной семьи. На свадьбу подарком ей стало бриллиантовое ожерелье с картины.

Мария с мужем Фридрихом Альтманом поселились в доме Блох-Бауэров в центре Вены. Она часто любовалась великолепным портретом тети, который та просила после ее смерти передать в музей, но Фердинанд не смог расстаться с этим золотым великолепием. Мария даже знала один секрет: если загадать желание и посмотреть на лицо Адель под определенным углом, то если она тебе улыбнется – желание обязательно сбудется.

Семья Альтман жила очень скромно, времена были опасные, и австрийские евреи старались не привлекать к себе внимание.

Фридриху грозило оказался в концентрационном лагере Дахау. Мария искала способы спасти мужа. Через своего друга, художника Алоиза Кунста, занимавшего в то время что-то вроде должности художественного консультанта при Третьем Рейхе, она пообещала, что отдаст все имущество и подпишет все необходимые бумаги, только бы ее мужа можно было спасти. Она прекрасно знала, что все и так заберут.

Так и случилось. Военные офицеры ворвались в дом, вынесли все, что можно, в том числе и дорогое сердцу Марии бриллиантовое колье. «Золотую Адель» тоже забрали. Но насчет нее Мария была спокойна, ведь за ней приехал сам Алоиз Кунст.

Перед тем, как попрощаться с картиной, Мария последний раз загадала желание: "Пусть мой муж спасётся и будет жить!" и Адель ей улыбнулась.

Каким то чудом Фридриху и Марии удалось сбежать из лагеря. По поддельным документам уехали сперва в Кельн, а оттуда в Америку.

В 1945 году скончался в Чехии Фердинанд Блох Бауэр. По его завещанию все имущество переходило трем его племянникам, в числе которых была и Мария Альтман.

«Золотая Адель» долгие годы после войны украшала Галерею Бельведер. Там же находились еще 4 картины Климта из коллекции Блох Бауэра.

В 1998 году в Австрии вышел закон о реституции украденных и конфискованных нацистами произведений искусства. Но картины оставались в музее, поскольку считалось, что они попали туда по завещанию Адель Блох Бауэр. Однако, они никогда не принадлежали Адель, ведь заказчиком и владельцем был ее муж… А его единственной дожившей до этого времени наследницей являлась Мария Альтман. Это стало известно благодаря исследованию журналиста Хубертус Чернин и это совершенно меняло дело.

Теперь Мария могла потребовать свои картины назад! Что она и сделала. Речь шла о двух портретах Адель Блох Бауэр и трех пейзажах. Однако правительство Австрии игнорировало просьбы восьмидесятилетней женщины. Австрия не хотела высылать картины в Америку. Тогда Мария обратилась в суд Чехии, где ее дядя имел гражданство, и где было составлено его завещание. И в 2005 году она победила в процессе «Мария Альтман против Австрийской республики».

Она готова была решить все мирно, не требуя возврата картин, но хотела, чтобы ей выплатили рыночную стоимость. Однако, за время процесса цена «Золотой Адель» стала такой высокой, что австрийское правительство просто не могло выплатить требуемую сумму.

«Золотая Адель» покинула Австрию. Это была цена за разрушенные жизни Марии, ее мужа, родителей, сестер, всех тех, кого она знала и любила. Картина была куплена американским предпринимателем Рональдом Лаудером. Сейчас она находится в основанной им Новой галерее в Нью-Йорке.

Лето - яркое время, залитые солнцем дни и бессонные летние ночи. В такое время и живописи хочется под стать: значимой, яркой, полной любви и незамутнённой красоты. Многие художники рисовали ярко и живо, но мало кто делал это так, как Густав Климт, картины которого сочатся яркими цветами, а сюжеты заставляют зрителей восхищённо выдыхать. Естественная женская красота и оживающие на глазах пейзажи навевают то чувство, которое Бетховен хотел выразить своей «Одой к радости».

Густав Климт родился в 1862 году в одном из районов Вены, находящемся на опушке знаменитого Венского леса, в семье художника-гравёра и ювелира (это тот редкий случай, когда «обязательные» сведения о родителях и вправду важны). Интересен тот факт, что оба брата выдающегося художника выбрали ту же стезю. Получив первые навыки рисования от отца, Густав отправился учиться в не слишком престижное художественно-ремесленное училище, где пошёл по направлению архитектурной живописи. Окончив училище, Густав не стал строить из себя бунтаря-творца и принялся работать по специальности, занимаясь в основном оформительской деятельностью. Его кисти принадлежат фрески в театрах Карловых Вар, Риеки, Райхенберга (для некоторых театров Климт рисовал и эскизы занавесов).

Несмотря на то, что прославился мастер другими полотнами, его оформительская живопись ценится зрителями и критиками не меньше прославленных холстов, подобные случаи в истории можно пересчитать по пальцам (из сравнимых по масштабу на ум приходит только Диего Ривера). Долгое время существуя за счёт коммерческих заказов, Климт не позволит себе сфальшивить даже здесь и речь идёт не только о работе оформителем, но о создании внушительной серии портретов австрийской богемы. По ним можно заметить, как формируется новый стиль художника: сохраняя покуда «классические» черты лица и пропорции тела, Климт постепенно заменяет, видоизменяет фон на свой лад; оттуда «пожар» фантазии перебрасывается на одежду, чтобы вплотную подобраться к самому сокровенному…

Одной из важных вех в творчестве художника стала работа над оформлением столичного Художественно-исторического музея. В 1988 году художник получает императорский «Золотой крест», а в 1892 году, после смерти отца, на его плечи ложится забота о семье. В это же время Густав начинает вырабатывать свой «фирменный» неповторимый стиль. В 1897 году Климт становится президентом Венского сецессиона – художественного объединения, не имевшего манифеста и объединённого лишь общим желанием развивать новые стили, проводить художественный обмен с художниками других стран и продвигать творчество членов объединения. В этот период Климт создаёт ряд пейзажей, ставших впоследствии классическими.

Пейзажи Климта близки к импрессионистским вещам Моне, но при этом изящная детальность полотен возведена здесь в абсолют («Цветущие маки»). Мазки становятся меньше и, если зритель расфокусирует взгляд, полотно рискует рассыпаться на крошечные «пиксели» краски, это же, впрочем, и добавляет картинам жизни, как будто лёгкий ветерок заставляет дрожать траву и листья деревьев вокруг смотрящего. Может показаться, что кто-то разобрал абсурдистские брызги Поллока и, собрав их, как кубик Рубика, получил эффект, которого чуть позже и в несколько ином решении добьётся Клее, когда множество разрозненных на первый взгляд несущественных элементов и создают самое картину. Безусловно Климт далёк от абстракционизма и сюрреализма, но необычайная техника мастера заставляет искать столь же необычные сравнения. Некоторые полотна («Сад с распятием у коттеджа») по постимпрессионистскому накалу близки, например, Гогену, а иные («Две девушки с олеандром») даже к прерафаэлитам. Чувствуете масштаб разброса? К слову, карандашные наброски мастера («Лежащая полуобнаженная с лицом, наполовину закрытым рукой») вполне можно назвать работами предвосхитившими появление Шиле.

Климт вообще был художником ищущим. Если взять ранние его работы, сложно будет представить, что рисовал их и полотна знаменитого «Золотого периода» один и тот же человек. Впрочем, и «в золоте» художник не планировал задерживаться слишком долго – идти дальше помешала не старому ещё Климту смерть. Классическое построение фигур, привычная композиция, «традиционные» сюжеты, свойственные ему в начале карьеры, отошли со временем на второй план. Но именно работа оформителя, судя по всему, оказала большое влияние на формирование мастера. Разделение переднего и заднего плана с последующим «размытием» последнего (причина этого кроется не в лени художника, а в выделении таким образом происходящего на переднем плане) является очень характерным для Климта.

Наиболее очевидным это становится, когда «в кадре» появляется человеческая фигура – художник тут же забывает о происходящем на заднем плане. Природа – жизнь и поэтому интересует Климта, но женщина для него является высшим воплощением жизни – именно поэтому на полотнах так редки мужские фигуры. Мир Климта – греческий театр наоборот, где все роли (как положительные, так и отрицательные) отведены женщинам. Женщина – продолжательница рода и дарительница любви, она же смерть, но смерть не печальная и жестокая, а закономерная и непредвзятая.

Обнажённая натура у мастера в поздний период творчества очень часта, за что Климт был неоднократно порицаем всеми: обществом, властями, клерикалами. Упрёки эти откровенно смешны и дело тут вовсе не в том, что современному зрителю подобный уровень «эротики», как слону дробина и не в извечной апелляции к «Микеланджело тоже рисовал обнажённую натуру!». Только слепой не разглядит сквозь наготу женщин Климта чувственность, далёкую от нарочитой похоти. Спокойствие, романтизм, открытость его героинь не могут выглядеть непристойно даже в монастыре. (Справедливости ради всё же стоит отметить, что в карандашных набросках художник порой шёл гораздо дальше). Также стоит сказать несколько слов о женских типажах мастера: их много, и они разные. Есть соблазнительницы «в самом соку», есть скромницы. Блондинки соседствуют с брюнетками и рыженькими. Худоба сменяется полнотой. Объединяет их одно: неидеальность. Абсолютная красота тревожит и отталкивает, заставляет высматривать изъян, но Климт был художником истинной красоты: непропорциональной, ассиметричной, натуральной.

Несмотря на признание, мастера не могли не задевать постоянные преследования и на одной из картин с очередной «обнажёнкой» Климт оставил для противников цитату из Шиллера: «Если ты не можешь твоими делами и твоим искусством понравиться всем, понравься немногим. Нравиться многим — зло». При создании аллегорических произведений, таких как «Бетховенский фриз» (монументальная роспись, занявшая три стены суммарной длиной более 34 метров) женское тело у мастера становится отображением характера: неумеренность оборачивается ожирением, смерть – худобой и так далее. Самым же «колоссальным» проявлением страсти и похоти в этой серии является… поцелуй, который потом перекочует в одноимённую картину, сделавшую Климта классиком.

Здесь-то самое время перейти к «Золотому периоду». Как вы помните, отец художника был ювелиром и этот факт так и просится, чтобы его увязали с необычным материалом, которым будет оперировать его прославленный сын много лет спустя. «Золотой период» называется так не только из-за творческого расцвета автора или изобилия на полотнах солнечных оттенков, но из-за использования в оформлении работ настоящего сусального золота. Это момент триумфа и признания, последний творческий пик, который успел покорить Климт. «Поцелуй», «Юдифь», «Адель Блох-Бауэр» — картины эти в прямом и переносном смысле стали золотом мировой живописи, а Густав Климт вместе с ними обрёл статус выдающегося самобытного художника.

Царь Акбар часто объезжал свою столицу, по обычаю того времени, в богатой карете с упряжкой из восьми лошадей. Герольды и телохранители трубили о его приближении по всем городским кварталам. Наперекор всей этой помпезности и торжественности царь издал строгий указ: останавливаться всякий раз, когда кто-либо из его подданных хочет обратиться к нему лично с жалобой или прошением.

Однажды возничий остановил лошадей, потому что один нищий-калека протянул к нему руки с мольбой о милостыне. Он громко восхвалял царя и восклицал:

- Только царь может дать мне счастье!

Акбар обратил внимание на то, что неподалёку сидел ещё один нищий и, как бы возражая первому, громко кричал:

- Только Бог может облагодетельствовать человека, только Бог может дать человеку счастье!

Акбар задумался над их словами. Возвратившись во дворец, он велел испечь каравай хлеба и запечь в нём небольшой слиток золота. На следующий день он специально поехал по этой дороге. Сцена повторилась, и Акбар отдал хлеб тому нищему-калеке, который взывал к милости царя. Второму же нищему он не дал ничего, потому что тот не обращался с просьбой к нему, а взывал только к Богу.

Через некоторое время он снова проезжал по этой улице. Возничий опять остановил лошадей, потому что нищий-калека протягивал руки с мольбой о помощи к царю. Царь вышел из кареты и спросил его:

— Почему ты опять просишь меня о помощи? Разве я не дал тебе каравай хлеба, в котором был слиток золота?

Нищий-калека был удивлён:

— Я не знаю, о каком золоте ты говоришь. Хлеб, который ты дал мне, показался слишком тяжелым, и я решил, что он плохо испечён. Поэтому я отдал его моему соседу-нищему за 10 монет.

Царь посмотрел вокруг - второго нищего рядом не было... Тогда он велел разузнать, что стало с ним. Когда ему доложили, что нищий отдал хлеб своей жене и та обнаружила в нём золото, купила дом и поправила все дела, Акбар посоветовал другому нищему взывать отныне не к царю, а к Богу и уповать лишь на Его милость!