Нередко бывает, что человек даёт другим хорошие, рациональные советы. За «я бы на твоём месте поступил так» скрывается великолепная мудрость. Но стоит ему попасть в такую же ситуацию, как он принимает неверные решения. Хотя, казалось бы, достаточно следовать собственным рекомендациям.

Такое несоответствие называется парадоксом Соломона. И если знать об этом противоречии, можно начать давать классные советы не только другим, но и себе.

Что за парадокс и при чём тут Соломон

Проблемой заинтересовались учёные Игорь Гроссман и Итан Кросс. В серии экспериментов они предлагали испытуемым порассуждать о ситуации, которая случилась с ними или с кем‑то третьим.

Выяснилось, что люди действительно демонстрируют более рациональный и мудрый взгляд на происходящее, если проблема не касается их самих. Они начинают рассматривать все возможные факторы, которые способны повлиять на развитие событий, прогнозируют последствия, учитывают перспективы всех участников, признают важность компромиссов. Но ставя себя в центр истории, люди теряют возможность рассуждать здраво.

Этот парадокс учёные назвали в честь библейского царя Соломона. По легенде, он слыл великим мудрецом, к которому все приходили за советом. Пожалуй, самая известная притча с его участием — рассказ о двух матерях. Две женщины спорили из‑за ребёнка, каждая уверяла, что это её сын. Соломон повелел разрубить младенца и отдать каждой по половинке. Одна из спорщиц приняла такое решение. А вторая согласилась уступить ребёнка сопернице, лишь бы он остался жив. Тогда царь понял, что вторая женщина и есть настоящая мать.

В общем, Соломон давал мудрые и грамотные советы. Но сам закончил довольно бесславно. Царь растратил государственную казну. При нём начались восстания, которые после его смерти раскололи страну надвое. А ещё чередой неверных решений он прогневал Бога, и тот пообещал народу правителя множество лишений. То есть своей жизнью царь продемонстрировал парадокс Соломона.

Куда девается наша мудрость, когда мы сталкиваемся с проблемами

О чужих проблемах легче рассуждать с холодной головой: трезво взглянуть на всю ситуацию, повертеть её по‑всякому, попытаться понять мотивы всех её участников. Здесь активную роль играет префронтальная кора головного мозга. Она в том числе позволяет перебрать варианты решений проблемы и найти оптимальное. Можно при этом испытывать разные эмоции — от сочувствия до злости, но едва ли они захлестнут вас с головой.

Совсем другое дело, когда речь идёт о нас самих. Здесь в бой вступают сильные эмоции. И перетягивать одеяло на себя начинает миндалевидное тело. Оно отвечает, например, за страх, агрессию и тому подобное. В стрессовых ситуациях именно миндалевидное тело определяет нашу реакцию: бей, беги или замри.

Под влиянием сильных эмоций сложно действовать рационально, смотреть на ситуацию в целом. Особенно если мозг решил, что реагировать на опасность нужно незамедлительно. Поэтому очень просто наломать дров, а потом кусать локти.

Как обернуть парадокс Соломона в свою пользу

Есть и хорошие новости. Игорь Гроссман и Итан Кросс проверили, что будет, когда участник станет давать рекомендации себе, но как бы со стороны. Выяснилось, что, если разбирать проблемы от третьего лица, мудрость возвращается и советы вновь оказываются рациональными.

Причём для оценки использовали ситуацию, которая действительно вызывает эмоции. Добровольцам, состоявшим в долгих романтических отношениях, предлагали представить, что партнёр им изменил. Когда участники эксперимента «примеряли» ситуацию на себя, то теряли способность мыслить трезво. Но как только они переходили от «Почему я так себя чувствую?» к «Почему он так себя чувствует?» (то есть дистанцировались), суждения не просто менялись в лучшую сторону. Они были практически неразличимы с оценками ситуации, которые давали добровольцы, изначально разбирающие проблемы другого человека.

Это открытие стоит использовать, если вам свойственно принимать неверные решения при наплыве эмоций. Попробуйте рассуждать о ситуации так, будто она произошла с кем‑то другим. Используйте местоимения третьего лица. Можно даже представить, что проблема не у вас. Например, вообразите себя колумнистом, который отвечает на письма читателей. Или посетителем блога, автор которого делится похожей проблемой, — уж в комментариях всегда знают, как жить.

В общем, помогите советом воображаемому другу — а потом последуйте рекомендации сами.

У вас почти наверняка такое бывало: вы загораетесь какой‑то идеей и вам не терпится сразу же начать что‑то делать. Но прежде чем совершить первые шаги, нужно, конечно, подготовиться — прочесть с десяток книг, изучить опыт других людей, составить план, прокачать определённые навыки.

И вы начинаете скупать мотивирующую литературу, слушаете вебинары, планируете. Но при этом ни на сантиметр не приближаетесь к цели. Разбираемся, почему так происходит и что с этим делать.

Что такое синдром кресла‑качалки и откуда он берётся

Для такой ситуации, когда вы вроде бы что‑то делаете, но при этом никуда не двигаетесь, есть неофициальное, но довольно ироничное название — «синдром кресла‑качалки» Само собой, это не медицинский диагноз и не психологический термин. Это понятие порой проскальзывает в блогах и очень точно характеризует происходящее.

Обложившись книгами, подкастами, вебинарами и советами, вы, на первый взгляд, предпринимаете какие‑то шаги, а на самом деле просто раскачиваетесь вперёд‑назад, словно сидите в кресле‑качалке. Иногда такое состояние ещё называют «переподготовленностью». Почему всё это с вами происходит? Есть несколько причин.

1. Вас мучают страхи

Великое множество разных страхов, которые буквально парализуют и мешают не только добиваться желаемого, но даже просто начать действовать. Боязнь неизвестности, боязнь провала, боязнь критики, боязнь успеха (да, есть и такая — ведь если вы преуспеете в чём‑то, ваша жизнь может измениться необратимо).

Механизм примерно такой. Вам страшно, например, создать свой бизнес. Вы боитесь, что потеряете деньги, боитесь нестабильности, осуждения близких, боитесь, что не справитесь.

Но признаться в этом сложно: ведь вы уже поставили цель, пообещали себе, а возможно, и публично заявили, что открываете, скажем, магазин. Сидеть на месте, бояться и ничего не делать в такой ситуации уже стыдно, а бросаться в омут с головой очень страшно.

Поэтому вы создаёте что‑то вроде иллюзии бурной деятельности — ходите на курсы, читаете статьи для предпринимателей, составляете планы и всячески готовитесь. И делаете так месяцами, если не годами. А в результате никакой магазин так и не открываете.

2. Вы стремитесь к идеалу

И не согласны на меньшее. Перфекционизм в современном мире — почти болезнь. Болезнь, от которой с каждым годом страдает всё больше людей и которая мешает нам наслаждаться жизнью, а также ведёт к тревожному расстройству и депрессии. Существует несколько разновидностей перфекционизма, но общий знаменатель у них один: «лучше не сделать вообще, чем сделать небезупречно».

Руководствуясь этим принципом, человек откладывает пугающие дела, начинает отчаянно прокрастинировать и в итоге переживает паралич действия. Это часть замкнутого круга, в который нас загоняет перфекционизм. То самое состояние, когда вы уже устали смотреть ролики на YouTube и тревожно слоняетесь по комнате, не в силах взяться за дело.

В случае синдрома кресла‑качалки мы прокрастинируем более‑менее продуктивно (хотя это как посмотреть). Учимся чему‑то, строим планы, размышляем, общаемся с людьми и пытаемся раздобыть полезные сведения. Но читать истории о том, как люди выучили китайский, — не то же самое, что учить язык. По сути, это всё равно прокрастинация, которая отвлекает нас от главного.

3. Вокруг слишком много информации

Доступные знания и помощь — это, конечно, хорошо. Не нужно копаться в библиотеках, собирать информацию по крупицам, разыскивать специалистов, ездить через весь город на дорогостоящую учёбу. Но у этой доступности есть и тёмная сторона.

Книг, курсов, консультаций и сервисов стало так много, что у любого голова может пойти кругом. В этом изобилии очень сложно сориентироваться: непонятно, как отличить правду от лжи, а полезную информацию — от переливания из пустого в порожнее.

Кроме того, чересчур богатый выбор — тоже не всегда хорошо. Если вариантов слишком много, легко впасть в ступор. И вместо того, чтобы приступить к решительным действиям, — бесконечно перебирать книги, статьи и вебинары в поисках самых подходящих.

Опасность богатого выбора, кстати, подтвердили и учёные. Так, в ходе их эксперимента люди охотнее покупали джем, если на стенде стояло всего шесть разных баночек. И отказывались от покупки, если вкусов было больше 20. Об этом знают маркетологи и владельцы крупных магазинов — и специально убирают с полок часть товаров, чтобы изобилие не сбивало нас с толку.

Как встать с кресла‑качалки и начать действовать

1. Ограничьте выбор

Это нужно, чтобы побыстрее принять решение и начать уже действовать, а не готовиться. Договоритесь с собой, что на первых порах прочтёте не больше пяти книг и пройдёте не больше двух обучающих курсов.

К примеру, вы можете поставить себе условие, что будете читать только работы иностранных авторов или только те, что вышли в последний год.

Попробуйте установить лимит времени: не тратить больше одного дня на выбор подходящей литературы или курса. Словом, поэкспериментируйте, чтобы отбросить лишнее и заставить себя решиться как можно быстрее.

2. Следуйте правилу «чем быстрее, тем лучше»

Это один из приёмов, который поможет вам справиться с перфекционизмом. Примите как данность, что на данном этапе для вас важна скорость, а не качество. Установите максимально сжатые сроки и немедленно принимайтесь за дело.

Например, пообещайте себе, что к концу недели выучите 30 новых слов и 15 базовых реплик нового иностранного языка. Или что напишете за три дня три тысячи слов.

Можете разбить большую цель на много крошечных шагов и над каждым из них работать спринтами.

Попробуйте пользоваться таймером или поучаствовать в творческом или спортивном марафоне. Словом, используйте любые методы, которые помогут вам войти в поток и не отвлекаться на самокритику. Да, результат будет неидеальным. Но внести коррективы в готовую работу проще, чем начинать её с нуля.

3. Соблюдайте баланс подготовки и реализации

Попробуйте вот такую технику. Нарисуйте таблицу из двух столбцов. В первый вы будете вносить дела, которые направлены на подготовку к новому начинанию, во второй — реальные шаги. Соотношение задач не должно быть больше, чем 2 : 1. То есть постарайтесь, чтобы на два подготовительных действия приходился хотя бы один настоящий шаг.

На примере с бизнесом это может выглядеть примерно так. Первый столбец: прочитать новую книгу о личном бренде, посмотреть вебинар о том, как открыть магазин. Второй столбец: поискать помещение для аренды. Если взять иностранные языки, то в подготовительной колонке будет, скажем, выбор учебного пособия и чтение блога, который ведёт популярный преподаватель. А в колонке действия окажутся задачи вроде «выучить простой диалог», «узнать, как посчитать до 10».

Таким образом вы станете не только теоретиком, но и практиком.

В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга «Эмоции, которые нами управляют: Как не попасть в ловушки гнева, вины, печали. Когнитивно-поведенческий подход» психотерапевта Лоуренса Хоуэллса. Опираясь на методы КПТ и собственную клиническую практику, автор описывает семь «эмоциональных ловушек», которые возникают, когда мы реагируем на жизненные события неконструктивно и становимся заложниками страха, гнева, отвращения, чувства вины, стыда и других негативных эмоций. Публикуем фрагмент из главы, посвященной печали.

Печаль — важная человеческая эмоция, часто возникающая после утраты. Печаль замедляет функции нашего организма и побуждает обратиться внутрь себя и отстраниться от окружающего мира. Несмотря на то что печаль широко признается базовой эмоцией и грустный смайлик входит в набор часто используемых эмодзи, она не настолько полно изучена наукой, как другие эмоции, которым посвящена эта книга. Поисковые запросы в интернете по слову «печаль» выдают страницы о депрессии и скорби, однако печали как таковой уделяется сравнительно мало внимания.

Многие из нас испытывают печаль не слишком часто, но когда это все-таки происходит, мы переживаем сильные неприятные чувства. Это самая продолжительная эмоция, порой длящаяся несколько дней или даже дольше. Как правило, мы в состоянии реагировать на печаль конструктивно, внося в образ жизни изменения и корректировки. Заметив, что текущая ситуация вызывает у нас печаль, мы производим в жизни важные перемены: начинаем или прекращаем отношения, меняем работу, переезжаем на новое место. Угроза возникновения печали способна сплачивать и объединять сообщества. В этой главе мы также коснемся связи между печалью и другими эмоциями, в частности чувством вины и стыдом.

Когда печаль все же становится для нас проблематичной, мы начинаем испытывать крайне негативные чувства, у нас появляются нежелательные мысли, затруднения во многих сферах жизни, резко истощается запас энергии и мотивации — и именно такая реакция организма ведет к постановке диагноза «депрессия». Подобные проблемы серьезно сказываются на всех областях жизни, начиная от потери интереса к жизни и сложностей в отношениях и карьере и заканчивая утратой способности нормально функционировать и даже суицидом. Это важная глава для многих читателей, поскольку в ней содержится полезная информация о широком спектре переживаний: от обычной грусти и разочарования до состояний, которые диагностируются как депрессия.

В этой главе мы рассмотрим, что такое печаль и почему она возникает. Затем поговорим о том, как можно реагировать на печаль конструктивно. Мы опишем некоторые проблемы, которыми сопровождается эмоция печали, на примере модели ловушки печали, а также рассмотрим способы из нее выбраться. Мы увидим, что проблемы с печалью часто пересекаются с проблемами со стыдом и чувством вины, и посмотрим, как с этим связан диагноз «депрессия». Мы приведем множество примеров, а выполняя упражнение 2.1, вы сможете задуматься и о собственном опыте встреч с этой эмоцией.

Упражнение 2.1. Чувство печали

Вспомните последний раз, когда вам было грустно. Обычно легче вспоминается более глубокое чувство, а не легкая грусть.
Как бы вы описали свои ощущения?
На что вы обратили внимание / что осознавали сильнее всего?
Что вас опечалило?
Чувствовали ли вы что-либо еще, помимо печали?
Как вы отреагировали / что вы сделали?
Что произошло потом?
Как понять и принять печаль
Печаль — важная человеческая эмоция, которую мы все испытываем и признаём. Представьте, однако, что вы хотите объяснить, что такое печаль и зачем она нужна. Большинство из нас удивятся, как мало на самом деле им известно о печали, и затруднятся объяснить, для чего она может быть полезной. В следу ющем разделе мы попробуем в этом разобраться при помощи данных из области когнитивно-поведенческой терапии и психологии.

Откуда берется печаль?

Отвечая на третий вопрос упражнения 2.1, вы задумались о том, что именно вас опечалило. Можете ли вы определить, что послужило причиной возникновения этого чувства? Обычно мы приходим к выводу, что испытываем печаль вследствие какой-то утраты. Возможно, утраты того, что мы уже имели, а может, чего-то, что хотели или ожидали получить. Самое очевидное — потеря близкого человека или домашнего питомца. Утрата такой значимой части нашей жизни может спровоцировать глубокую печаль, способную длиться неделями и даже месяцами. В других случаях мы можем испытать печаль, не получив желаемого, например оценки, на которую рассчитывали, или предложения о работе. Менее сильные чувства, к примеру разочарование, могут возникнуть, когда мы обнаружим, что ресторан убрал из меню наше любимое блюдо или что друг не сможет прийти на запланированную встречу.

Мы обычно грустим, когда теряем то, что имели или хотели иметь, но можем испытать эту эмоцию, и когда получаем что-то нежелательное. Например, мы загрустим, если никто не захочет брать нас в свою команду или мы будем вынуждены заниматься чем-то не по своей воле.
Итак, печаль возникает, когда мы теряем желаемое или приобретаем нежеланное. Но в подобных ситуациях возникают и другие чувства. Вернитесь к упражнению 2.1. Возможно, помимо печали вы пережили и другие эмоции? Гнев или чувство вины, а быть может, стыд?

Чувство вины, гнев и стыд, которым посвящены отдельные главы этой книги, могут возникать в ситуациях, схожих с теми, которые порождают печаль: события разворачиваются не так, как нам хотелось, или идут не по плану. Почему же в одних обстоятельствах мы испытываем печаль, в других — гнев, а порой — смесь того и другого? Упражнение 2.2 призвано помочь нам в этом разобраться. К стыду и чувству вины мы вернемся позже.

Упражнение 2.2. Печаль или гнев?

Подумайте о вещи, которая вам очень дорога. Быть может, она досталась вам с большим трудом или вы придаете ей особое значение. Теперь вообразите, что какой-то человек ее у вас украл и вы знаете, кто это сделал.
Что бы вы почувствовали в этой ситуации?
Если гнев, то к чему бы он вас подтолкнул?
Если печаль, к чему бы она вас подтолкнула?
Какой взгляд на ситуацию спровоцировал бы именно чувство печали?

Гнев — активирующая эмоция, которая побуждает нас разобраться с ситуацией, исправляя то, что пошло не по плану. В описанной ситуации гнев, скорее всего, заставит вас попытаться вернуть свою вещь. Возможно, вы пойдете к взявшему ее человеку и потребуете ее отдать, вы также можете попросить о помощи других людей. В гневе вы также можете потребовать компенсации или даже попытаться отомстить обидчику.

Печаль же возникает, когда вы смирились с потерей дорогой вам вещи, потеряли надежду и больше не пытаетесь вернуть украденное. Мы чувствуем печаль, когда теряем желаемое (или когда не можем избавиться от чего-то нежелательного) и примиряемся с мыслью о том, что ситуацию уже не изменить. Гнев может возникать в схожих обстоятельствах, но при этом мы будем стараться изменить ситуацию и вернуть потерю. В результате в некоторых случаях мы сначала чувствуем гнев, который сменяется печалью по мере того, как мы понимаем, что не можем ничего изменить.

Печаль связана как с утратой, так и с ограниченностью возможностей.

Итак, хотя печаль может возникать вследствие утраты, например потери какой-то вещи, она способна приводить к гораздо более значимым последствиям, таким как утрата привычных представлений о самом себе или о том, как устроен мир. Давайте снова вспомним об украденной вещи. Если ее взял человек, которого вы считали своим другом, и никто из окружающих не помог вам ее вернуть, вы утратите нечто гораздо большее, чем просто дорогую вещь. Возможно, вы утратите еще и дружбу, а также веру в справедливость этого мира и в то, что люди, как правило, относятся друг к другу хорошо. Рассмотрим пример.

Мейси проработала на своей должности уже три года и наконец решила добиться повышения. Ее коллеги поддержали эту мысль, сказав, что она отлично справится. Мейси прикладывала массу усилий, выполняла все требования и получала положительные отзывы коллег. Однако в итоге повышение предложили другому сотруднику, у которого не было такого опыта, как у Мейси. Вначале она рассердилась, не понимая, почему повышение получил кто-то другой. Со временем, когда все улеглось, Мейси стала испытывать грусть от того, что ей не удалось получить новую должность и прибавку к зарплате, на которую она рассчитывала. Однако печальнее всего ей было от мыслей о том, что, возможно, она не так хорошо справлялась со своей работой, как считала раньше.

Мы видим, что Мейси испытывает грусть из-за утраты того, на что она надеялась и, вероятно, даже рассчитывала. Но эта утрата также связана с осознанием ограниченности собственных возможностей, с мыслью о том, что она справляется с работой не так успешно, как полагала. Она грустит не только по поводу упущенной должности, но и по поводу самой себя и того, чтó эта упущенная должность о ней говорит. Когда мы теряем желаемое или получаем нежелательное, принятие ситуации означает принятие своих ограничений. Иногда от этого мы чувствуем себя даже хуже, чем от самой потери.

В упражнении 2.1 вам предлагалось вспомнить ситуацию, в которой вы чувствовали глубокую печаль. Обычно сильные чувства имеют достаточно четкую привязку к причине их возникновения. Временами менее яркие чувства, особенно когда дело касается печали, могут появляться без известной нам причины: мы просто чувствуем себя «не на все сто», «тоскливо» или «подавленно». Переживать печаль такого рода еще сложнее, потому что ее труднее объяснить себе и окружающим. В некоторых культурах даже нет слов, чтобы описать подобный опыт, — состояние такой необъяснимой тоски игнорируют и стараются не обсуждать, возможно, из опасения, что она будет истолкована как пассивность (см. далее в этой главе). Иногда бывает легче понять печаль, если воспринимать ее не только как ответную реакцию на утрату, но также как состояние, связанное с неким ограничением возможностей. Если мы чувствуем грусть и подавленность и не можем объяснить почему или если утрата не кажется достаточно значительной, чтобы оправдать эти чувства, возможно, всему виной именно ощущение ограничения.

Быть может, в магазине просто не оказалось нужного нам сорта хлеба, но если весь день дела вообще шли наперекосяк, то в итоге появляется чувство, что у нас ничего не выходит, и становится тоскливо.
Одна из самых распространенных причин возникновения печали — чей-то уход из жизни. Утрата близкого человека — мощное негативное переживание, порождающее большое количество эмоций. На ранней стадии мы испытываем шок и с трудом свыкаемся с мыслью о потере. Мы можем чувствовать гнев, толкающий на попытки предотвратить или обратить вспять процесс утраты. Мы можем также испытывать чувство вины, задаваясь вопросом, можно ли и нужно ли было как-то предотвратить худшее. Со временем мы начинаем чувствовать печаль, и когда это случается, нам приходится смириться с ограниченностью своих возможностей. Мы вынуждены принять свою беспомощность в столкновении с одним из самых болезненных и трудных переживаний в жизни.

Глубокая печаль возникает в сочетании с острым чувством ограниченности возможностей. Мы можем почувствовать себя бесполезными, беспомощными и совершенно никчемными. Осознание собственных ограничений способно привести к чувству стыда, возникающему, когда нам кажется, что мы неполноценны, ненормальны или не обладаем какими-либо качествами. Например, если бы Мейси продолжала страдать из-за упущенной должности и поверила в то, что она плохой работник и от нее хотят избавиться, она почувствовала бы стыд. Подробнее о чувстве стыда мы поговорим в главе 6.

Что происходит, когда мы грустим?

Мы уже говорили о том, что любое эмоциональное переживание возникает на основе изменений пяти компонентов эмоций. В этом разделе мы рассмотрим эти изменения в отношении печали.

Чувства

Для большинства из нас печаль не самая часто возникающая, но самая продолжительная базовая эмоция, способная длиться несколько дней и более. У многих людей печаль ассоциируется с холодом и холодными цветами, например синим. Обычно печаль — это сильное и неприятное чувство. Однако порой грусть способна доставлять удовольствие. Можете ли вы вспомнить, когда вам было приятно погрустить? Возможно, это чувство не было тягостным или по крайней мере было «к месту»?

Существует огромная индустрия по производству душещипательных фильмов, заставляющих зрителей прослезиться. Это указывает на то, что время от времени мы не против взгрустнуть. Важной темой большей части популярной музыки во многих жанрах также является печаль. Во многих культурах печаль ассоциируется с высоко ценимыми характеристиками: добродетелью (в Англии XVII в.), щедростью и зрелостью (у жителей острова Ифалик в Тихом океане) и глубиной (на Шри-Ланке). Некоторые положительные аспекты чувства печали могут иметь отношение к его функции, о которой мы поговорим позднее.

Слово «депрессия» происходит от латинского глагола deprimere, означающего «давить, подавлять».
В медицине этот термин употребляется для описания замедления жизненных функций, часто наблюдаемого в случае глубочайшего и длительного состояния печали. Слово «депрессия» употребляют и при обозначении медицинских диагнозов, и при описании эмоций, при этом ему добавляют веса эпитетом «клинический»: «клиническая депрессия». В этой книге мы постараемся избегать слова «депрессия», поскольку оно заставляет смотреть на эмоции через призму медицины (см. введение). Из-за подобного взгляда на печаль мы начинаем думать, что у нас «есть» что-то, от чего мы можем «избавиться». Похожие проблемы возникают со словом «настроение»: мы думаем о «плохом настроении» или «подавленном настроении», и у нас создается впечатление, что такие состояния не следует допускать или нужно перебороть. Здесь мы будем считать состояния, которые обозначают терминами «депрессия» и «подавленное настроение», ловушками — чаще всего ловушками печали, но иногда еще ловушками вины или стыда. Невозможно избавиться от самих эмоций, но изменение реакции на эмоции может помочь нам выбраться из ловушки. Далее в этой главе мы рассмотрим, как выбраться из ловушки печали. Глава 5 посвящена ловушке вины, а глава 6 — ловушке стыда.

Вернитесь к упражнению 2.1 и словам, которые вы подобрали для описания своих чувств. Возможно, вы упомянули «депрессию», но смогли ли найти и другие слова? В порядке возрастания шкала печали может включать в себя такие выражения, как «невеселый», «разочарованный», «мрачный», «удрученный», «несчастный», «тоскующий», «безутешный», «отчаявшийся», «убитый горем» и «уничтоженный».

Как уже говорилось ранее, печаль связана не только с утратой, но и с ощущением ограниченных возможностей и бессилия. Чем глубже печаль, тем острее ощущение бессилия, и в результате глубокая печаль ассоциируется также с беспомощностью и отсутствием надежды. Такая комбинация чувства утраты и беспомощности плюс отсутствие надежды часто приводят к потере смысла и цели в жизни. В такой момент полезно задаться вопросом, не оказались ли вы в ловушке печали.

В Уставе черным по белому сказано: рано или поздно любой мастер получает Заказ. Настал этот день и для меня. Заказчику было лет шесть. Он сидел, положив подбородок на прилавок, и наблюдал, как «Венксинг» копирует ключ от гаража. Мама Заказчика в сторонке щебетала по сотовому.

— А вы любой ключик можете сделать? — спросил Заказчик, разглядывая стойку с болванками.
— Любой, — подтвердил я.
— И такой, чтобы попасть в детство?

Руки мои дрогнули, и «Венксинг» умолк.

— Зачем тебе такой ключ? — спросил я. — Разве ты и так не ребенок?

А сам принялся лихорадочно припоминать, есть ли в Уставе ограничения на возраст Заказчика. В голову приходил только маленький Вольфганг Амадей и ключ к музыке, сделанный зальцбургским мастером Крейцером. Но тот ключ заказывал отец Вольфганга…

— Это для бабы Кати, — сказал мальчик. — Она все вспоминает, как была маленькая. Даже плачет иногда. Вот если бы она могла снова туда попасть!

— Понятно, — сказал я. — Что же, такой ключ сделать можно, — я молил Бога об одном: чтобы мама Заказчика продолжала болтать по телефону. — Если хочешь, могу попробовать. То есть, если хотите… сударь.

Вот елки-палки. Устав предписывает обращаться к Заказчику с величайшим почтением, но как почтительно обратиться к ребенку? «Отрок»? «Юноша»? «Ваше благородие»?

— Меня Дима зовут, — уточнил Заказчик. — Хочу. А что для этого нужно?
— Нужен бабушкин портрет. Например, фотография. Сможешь принести? Завтра?
— А мы завтра сюда не придем.

Я совсем упустил из виду, что в таком нежном возрасте Заказчик не пользуется свободой передвижений.

— Долго еще? — Мама мальчика отключила сотовый и подошла к прилавку.
— Знаете, девушка, — понес я ахинею, от которой у любого слесаря завяли бы уши, — у меня для вашего ключа только китайские болванки, завтра подвезут немецкие, они лучше. Может, зайдете завтра? Я вам скидку сделаю, пятьдесят процентов!

Я отдал бы годовую выручку, лишь бы она согласилась.

Наш инструктор по высшему скобяному делу Куваев начинал уроки так: «Клепать ключи может каждый болван. А Заказ требует телесной и моральной подготовки».
Придя домой, я стал готовиться. Во-первых, вынес упаковку пива на лестничную клетку, с глаз долой. Употреблять спиртные напитки во время работы над Заказом строжайше запрещено с момента его получения. Во-вторых, я побрился. И, наконец, мысленно повторил матчасть, хоть это и бесполезно. Техника изготовления Заказа проста как пробка. Основные трудности, по словам стариков, поджидают на практике. Толковее старики объяснить не могут, разводят руками: сами, мол, увидите.
По большому счету, это справедливо. Если бы высшее скобяное дело легко объяснялось, им бы полстраны занялось, и жили бы мы все припеваючи. Ведь Пенсия скобяных дел мастера — это мечта, а не Пенсия. Всего в жизни выполняешь три Заказа (в какой момент они на тебя свалятся, это уж как повезет). Получаешь за них Оплату. Меняешь ее на Пенсию и живешь безбедно. То есть, действительно безбедно. Пенсия обеспечивает железное здоровье и мирное, благополучное житье-бытье. Без яхт и казино, конечно, — излишествовать запрещено Уставом. Но вот, например, у Льва Сергеича в дачном поселке пожар был, все сгорело, а его дом уцелел. Чем такой расклад хуже миллионов?
Можно Пенсию и не брать, а взамен оставить себе Оплату. Такое тоже бывает. Все зависит от Оплаты. Насчет нее правило одно — Заказчик платит, чем хочет. Как уж так получается, не знаю, но соответствует такая оплата… в общем, соответствует. Куваев одному писателю сделал ключ от «кладовой сюжетов» (Бог его знает, что это такое, но так это писатель называл). Тот ему в качестве Оплаты подписал книгу: «Б. Куваеву — всех благ». Так Куваев с тех пор и зажил. И здоровье есть, и бабки, даже Пенсия не нужна.
Но моральная подготовка в таких условиях осуществляется со скрипом, ибо неизвестно, к чему, собственно, готовиться. Запугав себя провалом Заказа и санкциями в случае нарушения Устава, я лег спать. Засыпая, волновался: придет ли завтра Дима?

Дима пришел. Довольный. С порога замахал листом бумаги.
— Вот!
Это был рисунок цветными карандашами. Сперва я не понял, что на нем изображено. Судя по всему, человек. Круглая голова, синие точки-глаза, рот закорючкой. Балахон, закрашенный разными цветами. Гигантские, как у клоуна, черные ботинки. На растопыренных пальцах-черточках висел не то портфель, не то большая сумка.
— Это она, — пояснил Дима. — Баба Катя. — И добавил виновато: — Фотографию мне не разрешили взять.
— Вы его прямо околдовали, — заметила Димина мама. — Пришел вчера домой, сразу за карандаши: «Это для дяди из ключиковой палатки».
— Э-э… благодарю вас, сударь, — сказал я Заказчику. — Приходите теперь через две недели, посмотрим, что получится.
На что Дима ободряюще подмигнул.

«Ох, и лопухнусь я с этим Заказом», — тоскливо думал я. Ну да ладно, работали же как-то люди до изобретения фотоаппарата. Вот и мы будем считывать биографию бабы Кати с этого так называемого портрета, да простит меня Заказчик за непочтение.
Может, что-нибудь все-таки считается? неохота первый Заказ запороть…
Для считывания принято использовать «чужой», не слесарный, инструментарий, причем обязательно списанный. Чтобы для своего дела был не годен, для нашего же — в самый раз. В свое время я нашел на свалке допотопную пишущую машинку, переконструировал для считывания, но еще ни разу не использовал.
Я медленно провернул Димин рисунок через вал машинки. Вытер пот. Вставил чистый лист бумаги. И чуть не упал, когда машинка вздрогнула и клавиши бодро заприседали сами по себе: «Быстрова Екатерина Сергеевна, род. 7 марта 1938 года в пос. Болшево Московской области…»
Бумага прокручивалась быстро, я еле успел вставлять листы. Где училась, за кого вышла замуж, что ест на завтрак… Видно, сударь мой Дима, его благородие, бабку свою (точнее, прабабку, судя по году рождения) с натуры рисовал, может, даже позировать заставил. А живые глаза в сто раз круче объектива; материал получается высшего класса, наплевать, что голова на рисунке — как пивной котел!
Через час я сидел в электричке до Болшево. Через три — разговаривал с тамошними стариками. Обдирал кору с вековых деревьев. С усердием криминалиста скреб скальпелем все, что могло остаться в поселке с тридцать восьмого года — шоссе, камни, дома. Потом вернулся в Москву. Носился по распечатанным машинкой адресам. Разглядывал в музеях конфетные обертки конца тридцатых. И уже собирался возвращаться в мастерскую, когда в одном из музеев наткнулся на шаблонную военную экспозицию с похоронками и помятыми котелками. Наткнулся — и обмер.
Как бы Димина бабушка ни тосковала по детству, вряд ли ее тянет в сорок первый. Голод, бомбежки, немцы подступают… Вот тебе и практика, ежкин кот. Еще немного, и запорол бы я Заказ!
И снова электричка и беготня по городу, на этот раз с экскурсоводом:
— Девушка, покажите, пожалуйста, здания, построенные в сорок пятом году…

На этот раз Заказчик пришел с бабушкой. Я ее узнал по хозяйственной сумке.
— Баб, вот этот дядя!
Старушка поглядывала на меня настороженно. Ничего, я бы так же глядел, если бы моему правнуку забивал на рынке стрелки незнакомый слесарь.
— Вот Ваш ключ, сударь.
Я положил Заказ на прилавок. Длинный, с волнистой бородкой, тронутой медной зеленью. Новый и старый одновременно. Сплавленный из металла, памяти и пыли вперемешку с искрошенным в муку Диминым рисунком. Выточенный на новеньком «Венксинге» под песни сорок пятого.
— Баб, смотри! Это ключик от детства. Правда!
Старушка надела очки и склонилась над прилавком. Она так долго не разгибалась, что я за нее испугался. Потом подняла на меня растерянные глаза, синие, точь-в-точь как на Димином рисунке. Их я испугался еще больше.
— Вы знаете, от чего этот ключ? — сказала она тихо. — От нашей коммуналки на улице Горького. Вот зазубрина — мы с братом клад искали, ковыряли ключом штукатурку. И пятнышко то же…
— Это не тот ключ, — сказал я. — Это… ну, вроде копии. Вам нужно только хорошенько представить себе ту дверь, вставить ключ и повернуть.
— И я попаду туда? В детство?
Я кивнул.
— Вы хотите сказать, там все еще живы?
На меня навалилась такая тяжесть, что я налег локтями на прилавок. Как будто мне на спину взгромоздили бабы-катину жизнь, и не постепенно, год за годом, а сразу, одной здоровой чушкой. А женщина спрашивала доверчиво:
— Как же я этих оставлю? Дочку, внучек, Диму?
— Баб, а ты ненадолго! — закричал неунывающий Дима. — Поиграешь немножко — и домой.
По Уставу, я должен был ее «проконсультировать по любым вопросам, связанным с Заказом». Но как по таким вопросам… консультировать?
— Екатерина Сергеевна, — произнес я беспомощно, — Вы не обязаны сейчас же использовать ключ. Можете вообще его не использовать, можете — потом. Когда захотите.
Она задумалась.
— Например, в тот день, когда я не вспомню, как зовут Диму?
— Например, тогда, — еле выговорил я.
— Вот спасибо Вам, — сказала Екатерина Сергеевна. И тяжесть свалилась с меня, испарилась. Вместо нее возникло приятное, острое, как шабер, предвкушение чуда. Заказ выполнен, пришло время Оплаты.
— Спасибо скажите Диме, — сказал я. — А мне полагается плата за работу. Чем платить будете, сударь?
— А чем надо? — спросил Дима.
— Чем изволите, — ответил я по Уставу.
— Тогда щас, — и Дима полез в бабушкину сумку. Оттуда он извлек упаковку мыла на три куска, отодрал один и, сияя, протянул мне. — Теперь вы можете помыть руки! Они у вас совсем черные!
— Дима, что ты! — вмешалась Екатерина Сергеевна, — Надо человека по-хорошему отблагодарить, а ты…
— Годится, — прервал я ее. — Благодарю Вас, сударь.
Они ушли домой, Дима — держась за бабушкину сумку, Екатерина Сергеевна — нащупывая шершавый ключик в кармане пальто.
А я держал на ладони кусок мыла. Что оно смоет с меня? Грязь? Болезни? Может быть, грехи?
Узнаю сегодня вечером.

Елена Калинчук
Иллюстрация: Алексей Андреев

Как-то во время занятий Учитель задал вопрос своим ученикам:

- Кто из вас может ответить, почему люди кричат, когда конфликтуют, ссорятся и выясняют отношения?

- Наверное, потому, — ответил один из учеников, — что теряют спокойствие.

- Но почему нужно именно кричать? Ведь человек находится рядом с тобой. Расстояние между вами невелико. Разве нельзя говорить тихо? Почему человек кричит, если сердится?

Ученики предлагали разные ответы, ни один из которых не устроил Учителя.

Поняв, что он не дождется нужного ответа, Учитель объяснил:

- Когда люди ссорятся, они не слышат друг друга, они не понимают друг друга, и тогда их сердца отдаляются. Для того чтобы преодолеть это расстояние, им приходится кричать, чтобы услышать друг друга. И чем сильнее непонимание, чем сильнее конфликт между людьми, тем больше расстояние и тем громче они кричат.

- А вы обращали внимание на то, как говорят влюбленные? Два влюбленных человека не кричат, а наоборот, чаще всего говорят очень тихо. Это потому, что расстояние между их сердцами очень маленькое. И чем сильнее любовь, тем больше она их сближает, тем лучше люди понимают друг друга. Может наступить момент, когда им даже перешептывание становится не нужно, так как они понимают друг друга без слов.

- Поэтому, — продолжил Учитель, — когда спорите, не кричите, не произносите слов, которые могут отдалить вас друг от друга. Обидные слова, сказанные в гневе, увеличивают расстояние между вашими сердцами. Ведь шаг за шагом… и может наступить день, когда расстояние между вами станет так велико, что обратного пути уже не будет.

Представьте, что вы победили в викторине и в качестве приза вам предлагают бутылку воды или кольцо с бриллиантом. Понятно, что стоит дороже, однако ваш выбор будет зависеть от обстоятельств — ведь если вы вдруг находитесь в пустыне под палящим солнцем, то наверняка предпочтете кольцу обычную воду. Ценность воды во втором случае значительно выше ценности дорогого камня. Из каких компонентов складывается ценность вещей? И почему реальная ценность денег стремится к нулю? Рассказывает экономист Ян Царахов.

Парадокс ценности был сформулирован шотландским экономистом и философом Адамом Смитом. Он задался вопросом: почему цена бриллиантов намного выше, чем цена воды, хотя бриллианты не несут никакой пользы для человека, а вода жизненно необходима.

Этот вопрос тревожил людей задолго до рождения Смита. Им задавались древние греки в мифе о царе Мидасе, чье прикосновение превращало предметы в золото. Зачем ему всё это богатство, если из-за него он не может удовлетворить свои базовые нужды, просто попить или поесть?

Чтобы разобраться в природе этого парадокса, нужно сперва понять, что же такое ценность и чем она отличается от цены. Вообще концепт ценности — это, наверное, самая философская из всех экономических категорий. Разные источники дают ей разные определения. Каждый выдающийся экономист будто считал своим долгом выдвинуть собственную теорию ценности (их буквально десятки). Нам остается лишь попытаться найти что-то общее в этих теориях, чтобы составить представление о ценности. Это «общее» найти очень легко.

Итак, ценность — это полезность, способность блага удовлетворять какую-либо человеческую потребность. Цена же — это количество денег, в обмен на которые покупатель может получить товар или услугу. Не стоит путать эти два понятия: цена лишь выражает ценность, но не является ею, как цифра на градуснике — не причина вашего плохого самочувствия, а лишь показывает температуру вашего тела.

Цена — это четкое и (в идеале) объективное понятие, выраженное конкретным числом и отражающее текущую ситуацию на рынке. Ценность, в отличие от цены, довольно субъективна.

Один товар может иметь равную цену, но при этом разную ценность для нескольких людей. Представьте, что вы скрипач-любитель, решивший купить себе новый инструмент. Вы точно знаете, что скрипка в магазине стоит 100 условных монет. Решив не спешить с покупкой, вы заглянули на онлайн-доску объявлений, где нашли б/у скрипку за 50 монет. Но помимо простой б/у скрипки, вы наткнулись на скрипку великого скрипичного мастера Антонио Страдивари, за которую продавец просит 1 000 000 монет. Как человека, который просто хочет себе новую скрипку, для вас ценность всех трех инструментов примерно одинакова. Для коллекционера, который в принципе не умеет играть на скрипке, значимую ценность несет только третий инструмент. А для вашего друга Вани, который и играть не умеет, и коллекционированием не занимается, ни один из инструментов не представляет какой-либо ценности. В то время как цена инструментов для каждого из вас одинакова, их ценность кардинально отличается.

Что определяет ценность предмета?

За исследованием составляющих компонентов ценности стоит большая история. Аристотель, Адам Смит, Давид Рикардо и многие другие ученые и философы считали, что одним из основных факторов, определяющих ценность предмета, является его полезность. Карл Маркс полагал, что любой товар прежде всего выступает вещью, обладающей полезностью. В работе «К критике политической экономии» он писал:

«Товар есть прежде всего какая-либо вещь, полезная, важная или приятная для жизни, предмет человеческих потребностей, жизненные средства в самом широком смысле слова».

Полезность — это способность товара или услуги удовлетворять потребности человека. Она субъективна и зависит от обстоятельств, поэтому измерить ее крайне сложно. Для большинства людей обед в кафе будет намного полезнее дорогостоящего лечения от рака — ведь первое удовлетворит их потребность в пропитании, а второе им будет ни к чему.

Но онкобольной будет готов отказаться от приема пищи в пользу лекарства, так как оно поможет ему удовлетворить куда более фундаментальную потребность — в здоровом организме и продолжении жизни.

Однако полезность — далеко не единственный фактор ценности. Обратимся к труду австрийского экономиста Ойгена фон Бем-Баверка «Основы теории ценности хозяйственных благ», в котором ученый подробно рассуждает о компонентах ценности.

Бем-Баверк писал, что субъективная ценность определяет значение вещи для одного конкретного человека. Она состоит не только из полезности, но также из редкости товара в существующих условиях. Так, например, стакан воды одинаково полезен для человека в пустыне и возле реки — им обоим он просто служит средством утоления жажды. Но в силу крайней редкости воды в пустыне там она будет гораздо ценнее.

Кроме того, в субъективную ценность товара можно включить и персональный смысл, который несут вещи для индивида. К примеру, ожерелье вашей любимой бабушки в ломбарде оценят совсем дешево, ведь оно уже не в лучшем состоянии. Но для вас оно обладает особым смыслом, связанным с дорогим вам человеком, поэтому вы не расстанетесь с ним ни за какие деньги.

Бем-Баверк, определяя ценность, опирался на труды другого австрийского экономиста Карла Менгера, который среди прочего сформулировал закон «убывающей предельной полезности».

Согласно этому закону, чем больше единиц чего-либо мы потребляем, тем меньше полезности несет в себе каждая новая единица этого блага, то есть его предельная полезность падает.

Представьте, что вы — фермер, и на вас с небес начали волшебным образом падать мешки с рисом. Первые два мешка вы пустите себе на пропитание, третий скормите своим курам, чтобы они снесли побольше яиц, из четвертого сварите водку, пятый пойдет на корм попугаям, еще несколько сложите у себя в сарае, а все остальные вам и девать-то будет некуда. Наибольшую пользу вам принес первый мешок — он поддержал вашу жизнь и здоровье. Все последующие мешки несли всё меньше и меньше пользы — до тех пор, пока и вовсе не начали становиться обузой. То есть чем большее количество блага мы имеем, тем меньшую ценность несет каждая его новая единица.

Возвращаясь к парадоксу воды и бриллианта, нужно упомянуть еще одну составляющую ценности товара, появляющуюся в случаях выбора между двумя и более альтернативами. Впервые термин «альтернативные издержки» или же «издержки упущенной выгоды» ввел австрийский экономист Фридрих фон Визер (как много полезного сделала для нас австрийская школа политэкономии!).

Делая выбор, мы рассматриваем альтернативные издержки, то есть взвешиваем потери, которые понесем, упустив один из вариантов. В нашем примере с пустыней, выбрав бутылку воды, мы упускаем бриллиант, который в дальнейшем могли бы продать за огромную сумму.

Однако выбрав бриллиант, мы упускаем нашу последнюю надежду на выживание, что делает воду куда более ценной.
Альтернативные издержки полезно рассматривать в повседневной жизни. Представьте, что у вас есть выбор: полежать на диване и посмотреть любимый сериал или подготовиться к предстоящему экзамену по политической экономии. У вас и есть потребность в отдыхе, а не в подготовке к экзамену, поэтому кажется, что разумным решением будет поваляться на диване. Однако взвесив альтернативные издержки, вы понимаете, что более правильным решением будет учеба. Если вы не посмотрите сериал, то не упустите ничего, кроме эмоций от просмотра, но если вы не подготовитесь к экзамену, то вас отчислят из университета и ваше будущее будет разрушено.

Хоть цена и ценность не всегда связаны, иногда высокая цена делает вещь более ценной в глазах людей. Немецкий философ и социолог Георг Зиммель в труде «Философия денег» писал, что люди создали понятие ценности, отделив себя от благ и пытаясь достичь их. Он подчеркивал, что слишком легкодоступные вещи не выглядят ценными, поэтому чем больше денег нужно отдать за товар, тем более ценным он может казаться.

Вернемся к нашему парадоксу алмазов и воды. Вообще объяснить его нелегко (на то он и парадокс), но теперь, разобрав компоненты ценности, мы можем попробовать это сделать.

Это правда, что полезность воды для человека огромна, ведь мы нуждаемся в ней для выживания. Однако поскольку у большинства людей в мире воды в избытке, а потребляем ее мы гораздо больше, чем алмазов, предельная полезность воды мала. Другими словами, ценность каждой дополнительной единицы воды после удовлетворения биологической потребности крайне низка.

С другой стороны, алмазов в мире намного меньше, чем воды. И, хоть они не удовлетворяют никаких важных потребностей человека, в экономике их настолько мало, что предельная полезность у них гораздо выше. Благодаря крайней редкости и сложности производства их цена в нормальных условиях крайне высока. Если запас алмазов в мире вдруг волшебным образом невероятно увеличится, то их рыночная цена, вероятно, станет ниже, чем у воды: редкость больше не будет влиять на стоимость, а полезность воды перевесит полезность алмазов (если, конечно, им не найдут повсеместного применения, помимо украшений).

На графике выше наглядно показано, что при полном отсутствии воды и алмазов у человека предельная полезность воды (а соответственно, и ее ценность) выше. Но и темпы ее падения тоже выше: если у вас 100 литров воды, вы не сможете выпить ее всю, а удовлетворять вашу потребность лишние единицы не будут. Тогда как алмазы, даже если у вас их будет целый вагон, не перестанут быть крайне редкими в мире и их полезность в виде вещи, которую вы можете обменять на огромное количество денег, не будет так значительно падать.

Почему вообще мы обмениваем товары на деньги?

И правда, если задуматься, это может показаться странным. Почему в обмен на несущие ценность товары и услуги мы просим, казалось бы, бесполезные бумажки? Чтобы разобраться в этом, нужно отправиться далеко в прошлое. У истории денег нет конкретной отправной точки, многие культуры начали осознавать необходимость в них независимо друг от друга. Насколько давно это произошло, неизвестно — по крайней мере, еще до письменной истории, за несколько тысяч лет до нашей эры.

Уже тогда люди использовали некоторые предметы в качестве средства обращения в зарождающихся экономиках. Например, обменивалась скотом, шкурами, солью и какао. Это больше подходит под описание бартерных сделок — простой факт обмена одних товаров на другие не делает их деньгами.

Обмен товара на товар был во многом неудобен. Товары портятся, их неудобно хранить и носить, да и оценить, сколько килограммов соли нужно обменять на одну корову, чтобы все остались счастливы, довольно тяжело.

Поэтому люди начали придумывать эквиваленты, которые не портились бы, были легки для переноски и достаточно редки, чтобы их можно было ценить. Наиболее успешным эквивалентом оказались металлические монеты.

Первые монеты появились в государстве Лидия в VII веке до н. э. (на иллюстрации) и были сделаны из электрума. В дальнейшем лидийцы (а вскоре и другие народы мира) стали чеканить монеты из серебра и золота — эти металлы долговечнее, дороже и легче поддавались идентификации. Это настолько сильно повлияло на формирование экономики, что во многих языках слово «деньги» однокоренное либо с серебром (во французском и то, и другое — argent), либо с золотом (в немецком geld — деньги, gold — золото).

Вскоре люди поняли, что монеты тоже далеки от идеала и не лишены проблем. Постепенная потеря и порча монет приводили к нарушению баланса денежного обращения. Для его восстановления требовалось новое аналогичное количество золота, а его добыча — дело непростое. И вот тогда начался переход к бумажным деньгам. Изначально они служили лишь сертификатами на золото, которое хранилось в банках, и каждый владелец сертификатов мог потребовать равноценное количество слитков.

Но в 1976 году США полностью отделили доллар от стоимости золота, тем самым окончательно отказавшись от «золотого стандарта», закат которого начался еще во времена Первой мировой войны. С тех пор все национальные валюты в мире являются «фидуциарными» или «фиатными», то есть не подкрепленными золотом или другим металлом.

Теперь ценность денег определяется только тем, что она гарантируется государством.
Как видите, реальная ценность денег со временем становилась всё меньше и меньше. Первые деньги сами были товаром и несли в себе полезность. Металлические монеты хоть полезность и не несли, но в силу своей редкости и сложности в чеканке были ценны. Бумажные деньги несли в себе еще меньшую реальную ценность, но сперва были привязаны к драгоценным металлам и могли быть на них обменяны. После отмены золотого стандарта бумажные деньги лишились и этого фактора ценности.

Эту тенденцию еще в 1526 году описал польский астроном, экономист и математик Николай Коперник в трактате «О чеканке монет», а также английский финансист Томас Грешем в 1560 году. В честь них назвали закон Коперника — Грешема:

«Худшие деньги вытесняют из обращения лучшие».

Номинальная стоимость «хороших» денег равна или практически не отличается от их реальной ценности, а вот у «плохих» денег разница значительна. Если в обращении находятся две формы денег с одинаковой номинальной стоимостью, то деньги, чья реальная стоимость выше, постепенно будут вытеснены.

Таким образом, сегодня деньги несут лишь всеобщую «иллюзию» ценности и работают только потому, что они официально признаны государством как средство платежа и обмена. Когда страны меняют валюту на новую (например, переход на евро в Европе), старые деньги никак не меняют свои физические свойства, но тем не менее полностью теряют свою ценность, оставшись без признания государством.

Иными словами, деньги работают лишь потому, что в них верит достаточное количество человек.
Очень хороший пример работы денег только из-за всеобщей веры в них — биткоин (и другая криптовалюта). В отличие от фиатных денег, у криптовалюты нет гарантий государства и даже физической формы. Ее объективная ценность минимальна. Биткоин стоит столько, сколько он стоит, потому что люди верят в это и готовы платить за него. Инвесторы покупают и хранят криптовалюту, надеясь, что спустя время люди будут верить в то, что эта крипта стоит еще больше.

Но плохо ли то, что вся денежная система — это огромный самообман? В целом — нет, хоть у этого и есть неотъемлемые минусы. Самый ощутимый из них — возможность высокой инфляции (например, гиперинфляция 1921–1923 годов в Веймарской республике после отказа от золотого стандарта ради покрытия расходов на войну). Деньги прошли длинную эволюцию, прежде чем стать такими, какие они есть. На протяжении всего этого деньги влияли на наше восприятие ценности. Как писал Георг Зиммель в «Философии денег», «идеальная цель денег, как и закона, состоит в том, чтобы быть мерой вещей, не будучи измеряемыми самим, цель, которая может быть полностью реализована только путем бесконечного развития». В конце концов без денег, хоть и несовершенных, но пока незаменимых, мы не смогли бы выразить всю ценность вещей мира: от простой воды и до бриллиантов.

Если и есть в нейробиологии одна идея, в справедливости которой мне хотелось бы убедить всех людей на земле, то такой идеей я считаю следующую: сознание — это пассажир мозга, который мнит себя машинистом.

Почему это важно? Потому, что если вы этого не понимаете, то с большой вероятностью ведете себя как дебил. Вот представьте, что вы разговариваете по телефону с другом, заходите в лифт, связь прерывается, говорить становится невозможно. И тут вы вместо того, чтобы минуту подождать, начинаете сердиться, ругаться и грозить другу расправой при встрече за то, что он над вами так издевается. Тупо? Тупо. Друг же не виноват, что у вас в лифте телефон не ловит. Вот примерно настолько же резонны 99 % любых проявлений раздражения.

Маршрутка высадила в лужу и вообще понаехали тут шумахеры? Работа третий год бессмысленна и безобразна? По телевизору все тот же мордоворот? Булка черствая, кофе горький, водка жидкая, жена жирная, погода дрянь, кругом фашисты? Каждый из этих пунктов вы, наверняка, готовы защищать хоть в суде: приводить статистику иммиграции, взвешивать жену, измерять черствость булки и доказывать, что все ваше раздражение совершенно объективно и обоснованно.

И вот тут самое время взять и открыть учебник по нейробиологии. Мы не машинисты, а пассажиры. Мы — пассажиры эмоций, решений, морального выбора — вообще практически любых своих действий, включая выбор объектов, на которые мы обращаем внимание и которые нам безразличны, которые нас радуют и которые бесят.

Нам всем кажется, что мы самые умные: мы знаем что делаем, поступаем рационально и взвешенно, если нам что-то не нравится, то для этого есть веские основания, а если на кого-то ругаемся — то за дело. Иногда это действительно так: поездом управляет машинист — но пассажир может и стоп-кран дернуть.

Однако в подавляющем большинстве случаев веские основания для своего раздражения мы придумываем уже после того, как раздражаемся, что несколько компрометирует вескость этих оснований. Нам настолько хочется быть машинистами, что на каждом повороте поезда мы находим совершенно логичное объяснение тому, почему поезд повернул именно так.

Постой, паровоз, не бесите, колеса

Со времен зарождения психологии как науки ученые придумывали пассажиру и машинисту разные названия: «сознание» и «подсознание», «эго» и «ид», «контроль» и «автоматика», «аналитика» и «интуиция», «рефлексия» и «импульсивность». Британский психолог Джонатан Эванс только в литературе, вышедшей за последние 15 лет, обнаружил десяток разных названий этих двух сущностей нашего «я» и от безысходности предложил вообще плюнуть и называть их просто «система 1» и «система 2». Система 1 — подсознание, система 2 — сознание.

Сразу отмечу, что на сегодняшний день никто не знает точно, что именно представляют собой две эти системы с физической точки зрения, как они связаны и какая из них за что отвечает. Но если оставить в стороне громоздкие построения Фрейда и взглянуть на ситуацию с позиций современной нейробиологии, становится очевидно, что система 2 — это очень вкусная и питательная вишенка на гигантском и эволюционно древнейшем торте системы 1.

Посудите сами. Сознание — система 2 — в каждый момент времени оперирует только тем, что укладывается в рабочую память, — это общепринятое и в целом очевидное положение. Сколько укладывается в рабочую память? Зависит от того, что запоминать, но для простых вещей типа цифр или слов — обычно от 5 до 7 штук. Система 1 по определению оперирует всем остальным.

Это, конечно, еще не значит, что система 2 ничего не решает: если быстро-быстро копаться в собственных мыслях, то и 5 штук за раз может хватить. Но на такой перебор уходит много времени: сознательный, рациональный анализ по мозговым меркам занимает целую вечность. И тут мы приходим ко второму аргументу в пользу первичности системы 1 — тоже, если на секунду задуматься, очевидному: система 1 работает элементарно быстрее, чем система 2.

Представьте, что психолог показывает вам картинку с котиками или с расчлененкой и просит описать ваши чувства. Сколько времени вы будете думать перед тем, как подыщете нужные слова? По крайней мере пару секунд. Но эмоции реагируют почти мгновенно: разницу в восприятии мозгом веселых и страшных картинок можно засечь уже через 120 миллисекунд.

Эмоции вызываются не обдумыванием — наоборот, обдумывание объясняет возникшие эмоции. И тратит на это в десятки раз больше времени. Исследования убедительно показывают, что «эмоциональный мозг» — он же система 1 — принимает решения быстрее, чем «рациональный» — он же система 2. Человек сначала чувствует, а потом думает.

«Видимо, эмоциональный компонент присутствует в любом восприятии. Мы никогда не видим просто „дом“. Мы видим „красивый дом“, „уродливый дом“ или „претенциозный дом“. Мы не просто читаем статью о меняющихся взглядах, или о когнитивном диссонансе, или о гербицидах. Мы читаем „интересную“ статью о меняющихся взглядах, „важную“ статью о когнитивном диссонансе или „тривиальную“ статью о гербицидах. То же самое относится к закату, разряду молнии, цветку, ямке на щеке, заусенцу, таракану, вкусу хинина, Сомюру, цвету почвы в Умбрии, шуму машин на 42-й улице и в той же степени — звуку тона на 1000 Гц и внешнему виду буквы Q».

Роберт Зайонц, «Чувства и мысли: предпочтения не требуют умозаключений», 1980
Единственное объективное, что есть в вашем раздражении, виновниками которого стали маршрутчики, жена, фашисты или черствая булка, — это само раздражение. Нейрохимические реакции в мозгу. Приливы и отливы нейромедиаторов, завихрения электрических полей в лобных долях и миндалине. Булка, может, и черствая, зато колбаса отличная. Маршрутчик не умеет водить, зато веселые анекдоты рассказывает. О политике даже не буду вспоминать: мне кажется, любому здравомыслящему человеку понятно, что политический дискурс — это просто условный набор реплик, о котором группа людей договаривается друг с другом.

Вопрос не в том, почему вас все бесит, — вопрос в том, почему вы от всего беситесь и что с этим делать — вам, а не маршрутчику.

Хакнуть эмоции

В формировании настроения — а наряду с этим и в процессе восприятия окружающей реальности — участвует несколько независимых, но тесно сплетенных мозговых систем. Поэзия Лермонтова и учение Дона Хуана в конечном итоге просто способы описания этих систем. С практической точки зрения нет особой разницы, называть ли содержимое мозга «нейронами», «чакрами» или «лучами силы», — но мне кажется, что с нейронами как-то проще.

Первое, от чего вы беситесь, — это сниженная активность системы вознаграждения. В природе эта система нужна для того, чтобы программировать поведение. Хорошим настроением вознаграждается добытая пища, освоенный навык, покорение самки и т. д. Система вознаграждения устроена так, чтобы мы радовались правильным вещам. Но это очень хитрая система. «Сумма» награды — выраженная в степени активности нервных клеток, выделяющих дофамин, — не задана раз и навсегда, а относительна. Достижением считается не просто что-то полезное, а то, что лучше, чем обычно.

Задача системы вознаграждения — чтобы вы никогда не расслаблялись. Для этого она калибрует вознаграждение, реагируя на привыкание. Если хорошего вдруг стало столько, что усилий для его добычи прилагать не надо, система вознаграждения перестанет на него реагировать и погонит вас искать что-нибудь еще более хорошее.

Все дело в том, что в природе хорошего очень мало, поэтому к нему просто так не привыкнуть. Проблемы, как обычно, возникают оттого, что мы живем в совершенно чуждых своей природе условиях: неограниченные калории, масса развлечений и теплая кровать. Поэтому обезьяне для радости достаточно банана, а нам нужны плазменные телевизоры, техно-вечеринки и ежеминутные дофаминовые уколы фейсбучных комментариев.

Если ваш рабочий день проходит монотонно и скучно, а после работы вы каждый вечер отправляетесь с друзьями в шумный бар, то ваша система вознаграждения привыкает именно к шумному бару. И каждое утро начинает ныть: «Ты что, дурак? Зачем ты садишься за компьютер, когда в баре так весело?» Объективно в этот момент у вас в голове замолкают дофаминовые нейроны. Субъективно вы раздражены, не находите себе места, не можете сконцентрироваться и ищете, на ком бы сорваться.

Опасность алкоголя и наркотиков не столько в том, что они вредны сами по себе, сколько в том, что они перекашивают привычный уровень вознаграждения. С ними так хорошо, что все остальное начинает бесить. Если вы вместо бара после работы читаете книжку и отправляетесь спать, то избегаете резкого перепада вознаграждения. В итоге работа с утра уже не кажется настолько противной, а мелочи: смешной ситком по телевизору, хорошая погода, чашка кофе — начинают радовать.

Это вовсе не означает, что пить и веселиться нельзя. Периодические всплески дофаминовой активности нужны всем. Но стоит всплескам стать привычкой — как они перестают быть всплесками и становятся фоном для оценки всего остального.

Хорошая новость в том, что перекалибровка системы вознаграждения редко занимает больше пары недель. Если вас все бесит, кроме вечеринок, постарайтесь месяц на них не ходить: какое-то время будет еще хуже, но потом вы вдруг обнаружите, что просыпаетесь в хорошем настроении.

Относитесь к себе как к персонажу игры Sims, а к дофамину — как к ограниченному ресурсу: распределяйте его с умом и старайтесь извлекать из правильных вещей. Если у вас не клеится работа, сделайте перерыв и поиграйте в компьютерную игру. Если, наоборот, у вас получилось что-то хорошее, полюбуйтесь своим достижением подольше, покажите кому-нибудь, кто вас похвалит, выложите в социальную сеть. Мозг проассоциирует дофаминовый всплеск с выполненной работой и запомнит: работа — это хорошо. Если вам предстоит тяжелая неделя, купите билеты на субботний концерт и поднимите свой дофаминовый фон с помощью предвкушения.

Разум против чувств

Гораздо хуже понятна работа другой мозговой системы, связанной с еще одной «молекулой настроения» — серотонином. Отчасти это объясняется тем, что если дофамин в мозгу выполняет более-менее однотипные функции, то серотонин в разных отделах мозга и даже в разных типах клеток делает совершенно разные вещи. О том, что он поднимает настроение, мы можем заключить на основании того, что недостаток триптофана (предшественника серотонина) вызывает депрессию. А большинство антидепрессантов, наоборот, блокирует его обратное всасывание (чем хуже всасывается — тем дольше работает).

Считается, что серотонин, как и дофамин, программирует наше поведение, но не через вознаграждение, а через наказание. Человек с пониженным уровнем серотонина лучше предсказывает, какое из его действий приведет к чему-нибудь плохому. Соответственно, повышенный серотонин предсказание плохого ухудшает. В быту такое ухудшенное прогнозирование плохого называется оптимизмом.

Настроение зависит от того, в каком свете вам представляются собственные жизненные перспективы — как краткосрочные (сколько у меня сегодня работы), так и долгосрочные (что я вообще делаю в жизни). Так вот, оказывается, что оценка этих перспектив может резко измениться при изменении уровня определенной аминокислоты. Если вы вдруг недоели триптофана, то в течение нескольких часов у вас упадет уровень серотонина и жизнь внезапно начнет казаться конченой, работа непосильной, друзья убогими, а развлечения бессмысленными. Надо ли объяснять, что эти оценки никак не связаны с реальностью?

Серотонин — слишком сложная штука, чтобы его можно было тупо «поднять» для улучшения настроения (более-менее уверенно порекомендовать такой способ можно только при клинической депрессии). Но даже само понимание того, что оптимизм и пессимизм могут управляться не зависящими от вас факторами, очень полезно.

Если знать, что ощущение безысходности, — это что-то вроде больного горла, то справиться с ним гораздо проще. Это, наверное, самый главный практический вывод. Чтобы справиться с тем, что вас все бесит, надо, прежде всего, знать, с чем именно вы пытаетесь справиться. Бороться с раздражителями напрямую обычно непродуктивно: если проблема в вас, то вы всегда найдете от чего беситься, даже если решите текущую проблему. Гораздо перспективнее работа над собой. Первый шаг такой работы — прислушаться к собственным эмоциям. Научиться опознавать оптимизм и пессимизм, вознаграждение и раздражение. Это сложнее, чем может показаться: большинству из нас трудно отделить свое «я» от собственных эмоций и вообще от работы мозга.

Основной помощник в деле самоанализа — нейробиология. Но на ее месте могут быть психология, философия, даже, прости господи, религия. Главное — чтобы у абстрактных, неуловимых чувств появились конкретные названия. Собственные эмоции надо знать в лицо — или по крайней мере по имени.

Николай Кукушкин