Привычки известных художников. От странных - до пугающих

То, что гении — люди сложные, истина, не требующая доказательств. Мы уже привыкли к стереотипному образу художника — бунтаря и гуляки, который не прочь злоупотребить алкоголем или наркотиками, а также не слишком разборчив в любовных делах. Однако помимо «традиционных» пристрастий, в копилке деятелей искусства можно найти немало действительно странных и не самых приятных причуд, которые раскрывают их личности с неожиданной стороны. О том, кто из знаменитых живописцев не соблюдал элементарные правила гигиены, кто третировал близких и жестоко обращался с животными, а кто и вовсе страдал синдромом Плюшкина, — в материале искусствоведа Елизаветы Климовой.


Проблемы с гигиеной


Проблемы с гигиеной у творческих людей не такая уж редкость, часто их условия труда лишены привычного комфорта, да и сам образ жизни не способствует какому-либо режиму. Охваченные вдохновением, они порой забывают поесть и поспать, куда уж тут до банных процедур. Однако нечистоплотность некоторых художников поражала даже их биографов.

Например, великий гений эпохи Ренессанса Микеланджело Буонарроти не просто пренебрегал мытьем — он спал, не снимая одежды и сапог.

Кстати, жил он довольно аскетично, и это при весьма впечатляющих заработках. А еще художник почти не пил вина, что по тем времена было подлинной редкостью. Всему причиной являлся безмерный трудоголизм Микеланджело, впрочем, как и распространенные предрассудки. В XVI веке отношение к мытью действительно было неоднозначным — бытовало мнение, что через открытые поры может проникнуть всякая зараза, а бушующие каждое десятилетие эпидемии еще больше утверждали людей в их страхах. Как бы то ни было, Микеланджело при таком режиме прожил долгих 89 лет, хотя и заработал себе репутацию не слишком приятного человека. И, возможно, не только из-за неуживчивого характера.

Винсент Ван Гог во многом походил на ренессансного мастера — и талантом, и характером, и жуткой неряшливостью. В бытность проповедником в шахтерском поселке в Бельгии он нарочно отказался от всех удобств, буквально ведя жизнь библейского отшельника. Вот как описывает этот факт его биограф Анри Перрюшо:

«Перед жителями Вама он предстал совершенно опрятным — таким, каким может быть только голландец, в приличном костюме. Но уже на другой день все переменилось. Обойдя дома Вама, Винсент раздал беднякам всю свою одежду и деньги. Отныне он будет делить свою жизнь с нищими, жить для нищих, среди нищих, как велел своим последователям Христос. И Винсент облачился в старую военную куртку, скроил себе обмотки из мешковины, нахлобучил на голову кожаную шахтерскую фуражку и обул деревянные башмаки. Мало того, движимый сладостной потребностью в самоуничижении, он вымазал себе руки и лицо сажей, чтобы внешне ничем не отличаться от углекопов».

Ван Гог ограничивал себя и в питании, что привело к печальным последствиям: будучи еще совсем молодым, художник потерял половину зубов, из-за чего никогда не улыбался на автопортретах. Не слишком хорошо на здоровье влияла и зависимость от курения: часто находясь в затруднительном финансовом положении и экономя на продуктах, Винсент глушил чувство голода табаком.

Винсент Ван Гог, «Автопортрет с отрезанным ухом и трубкой», 1889 год

Неряхами с полной уверенностью можно назвать и молодых авангардистов, обитавших в легендарном фаланстере «Бато-Лавуар» («Плавучая прачечная»). К сожалению, условия жизни в мастерских на Монмартре не способствовали заботе о себе: в фаланстере отсутствовали какие-либо удобства, кроме единственного туалета на целый этаж. Жан-Поль Креспель так описывает знаменитую «Плавучую прачечную»:

«Надо признать, что даже для самых молодых художников условия жизни на площади Равиньян становились большим испытанием: ни газа, ни электричества, ни водопровода. Единственный кран располагался на втором этаже, и по утрам там выстраивалась очередь желающих наполнить кувшины для умывания».

Французский писатель Пьер Мак-Орлан, вспоминая о годах, проведенных на Монмартре, говорил: «Какая может быть поэзия в неотапливаемой комнате, где вся обстановка — грубо сколоченный стол, стул и матрас?!» Однако даже в таких условиях находились те, кто был буквально помешан на чистоте, — итало-еврейский художник Амедео Модильяни вошел в историю не только как дебошир и непризнанный гений, но и как человек с лоханью, которую он неизменно перевозил с собой в каждое новое жилище. Вот что пишет о Модильяни автор книги «Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо» Жан-Поль Креспель:

«Он выглядел невероятно красиво в бархатном костюме бежевого цвета, с перламутровым от бесконечных стирок оттенком, в ежедневно стиравшейся голубой рубахе — Модильяни отличался мнительной чистоплотностью — и с небрежно повязанным шейным платком».

Амедео Модильяни в своей мастерской на улице Коленкур. Монмартр, Париж, около 1918 года. Фото: Reproduction Bruno Descout / Centre Pompidou

Отношение к животным


Любовь к животным делает любого человека гораздо более привлекательным в наших глазах. Примеры гуманного отношения к братьям нашим меньшим можно встретить среди библейских образов — от Франциска Ассизского, проповедующего птицам, до святого Иеронима, вытащившего занозу из лапы льва. Даже в далеком XV веке, когда и человеческая жизнь не имела такой уж большой ценности, находились зоозащитники: например, существует гипотеза, что Леонардо да Винчи был вегетарианцем.

Сано ди Пьетро, «История святого Иеронима и льва» (фрагмент), XV век

Животных, особенно птиц, любил пейзажист Архип Куинджи. Его ученик Николай Рерих вспоминал:

«Мощный Куинджи был не только великим художником, но также был великим учителем жизни. Его частная жизнь была необычна, уединенна, и только ближайшие его ученики знали глубину души его. Ровно в полдень он всходил на крышу дома своего, и как только гремела полуденная крепостная пушка, тысячи птиц собирались вокруг него. Он кормил их из своих рук, этих бесчисленных друзей своих: голубей, воробьев, ворон, галок, ласточек… Казалось, все птицы столицы слетались к нему и покрывали его плечи, руки и голову. Он говорил мне: „Подойди ближе, я скажу им, чтобы они не боялись тебя“. Незабываемо было зрелище этого седого и улыбающегося человека, покрытого щебечущими пташками! Оно останется среди самых дорогих воспоминаний».

Иван Владимиров, «На крыше. А.И. Куинджи кормит голубей», 1910 год

Мексиканская художница Фрида Кало и вовсе подменяла любовью к многочисленным зверушками, жившим в ее саду, нереализованное материнство. Фрида была владелицей не только собак, попугаев и обезьянок, но и олененка по кличке Гранисо, который изображен на некоторых ее картинах.

Фрида и Гранисо. Фотограф: Николас Мюрей. 1939 год

Удивительно, но даже Пабло Пикассо при своей репутации довольно жестокого человека слыл любителем животных. Жан-Поль Креспель, описывая скромное жилище художника на Монмартре, подмечает:

«Из мебели — только колченогий стул, к которому была привязана Фрика, помесь сторожевой овчарки и бретонского спаниеля. В одном из ящиков стола Пикассо поместил белую мышку, ее отвратительный запах перебивал даже запах псины и скипидара. Пикассо, обожавший животных, в разное время держал здесь трех сиамских котов, черепаху и мартышку».

Эта привязанность к разнообразным представителям фауны сохранится у художника на всю жизнь: разбогатев, он также будет держать дома собак, кошек, птиц и даже козу.

Лидер английских прерафаэлитов Данте Габриэль Россетти организовал целый зоопарк в своем доме на Чейни-уок. Автор книги «Завтрак у Sotheby’s» Филип Хук пишет:

«За домом располагался большой заросший сад с настоящим зверинцем, в котором преобладали экзотические животные: кенгуру, валлаби, хамелеон, саламандры и вомбаты, броненосец, сурок-байбак, сурок лесной североамериканский, олень, осел, енот, а еще китайские голуби, попугаи и павлины. Павлины поднимали в саду столь невыносимый шум, что компания по продаже и аренде недвижимости „Кэдоген эстейт“, которой и сейчас принадлежит значительная часть домов в Челси, с тех пор запретила держать их и в качестве особого условия внесла этот пункт во все договоры аренды».

Любимцами Россетти были вомбаты, одного из них он назвал Топом в честь своего коллеги Уильяма Морриса по прозвищу Топси и изобразил вместе с музой и любовницей, а также по совместительству женой Морриса — Джейн Бёрден.

Данте Габриэль Россетти, «Миссис Моррис с нимбом, ведущая на поводке вомбата по облачному дну небес», 1869 год

Россетти даже посвящал любимому вомбату стихи:

Oh! How the family affections combat
Within this heart; and each hour flings a bomb at
My burning soul; neither from owl nor from bat
Can peace be gained, until I clasp my wombat!

(Любовь на части сердце рвет, затеяв жаркий бой.
Не может быть обещан мир ни мышью, ни совой.
И будет до тех пор душа огнем объята,
Пока я не прижму к груди любимого вомбата!)

Однако судьба Топа сложилась не самым счастливым образом: Россетти совсем не следил за его питанием, бедное животное ело что попало, включая окурки сигар. Через несколько месяцев у вомбата начала выпадать шерсть, потом он ослеп и скончался.

Куда хуже приходилось питомцам эксцентричного сюрреалиста Сальвадора Дали. Испанский художник не отличался эмпатией по отношению к людям, что уж говорить о братьях наших меньших. Например, чтобы снять знаменитую фотографию Dali Atomicus, ассистенты фотографа Филиппа Халсмана в течение шести часов подбрасывали 28 кошек и обливали их водой. Что чувствовали при этом кошки — ни Дали, ни Халсмана не волновало.

Филипп Халсман и Сальвадор Дали, Dali Atomicus, 1948 год. © Philippe Halsman | Magnum Photos

Еще Дали любил разгуливать с муравьедом на поводке, однако завести собственного так и не решился — поэтому брал напрокат в зоопарке. На телешоу Дика Каветта 1970 года видно, как он совершенно бездумно швыряет и тянет несчастное животное, не представляя, как с ним обращаться. Главное для испанского художника было произвести впечатление — чем скандальнее, тем лучше.

И всё же питомец у сюрреалиста был — оцелот Бабу. Правда, заботился о нем помощник Дали — Джон Питер Мур.

Вряд ли жизнь оцелота была похожа на сказку: Дали таскал его с собой как экзотический аксессуар, зачем-то поил розовым шампанским и кормил вредными деликатесами, да и на фотографиях видно, что художник даже держать оцелота толком не умеет.

Друг Дали, актер Карлос Лосано писал в мемуарах:

«Я видел улыбку оцелота только один раз, в тот день, когда он сбежал и заставил гостей в „Мерисе“ носиться, как крысы в поисках укрытия».

Дали и Бабу, 1965 год. Фотограф: Роджер Хиггинс

Коллега Дали по сюрреализму Рене Магритт в юности вообще отличался живодерством: переживая самоубийство матери, он охотился на соседских котов, душил их и подвешивал на двери хозяевам. Об этом упоминается в документальном фильме режиссера Майкла Бёрка «Магритт. Человек в шляпе».

Повзрослев и женившись, бельгийский художник завел себе питомца — померанского шпица Лулу, который сопровождал его даже на выставках. Магритты всегда селились на первом этаже, чтобы у собаки был доступ к саду. Однажды Рене Магритт отказался идти в музей, объявив жене:

«Моя собака Лулу не желает смотреть эту выставку. Мы с ней подождем вас в кафе, попивая яичный ликер».

После смерти из Лулу сделали чучело, которое художник держал у себя дома.

Рене Магритт с женой Жоржеттой Бергер. © Hulton Archive / Getty Images

Семейный деспотизм


Однако не только животные становились жертвами скверных причуд известных художников, бывало, что доставалось и их домочадцам.

Милейший в жизни Огюст Ренуар дома вел себя довольно авторитарно — например, запретил состригать сыну Жану золотистые локоны, которые очень любил писать. И это несмотря на то, что мальчишку жестоко дразнили сверстники.

Еще у Ренуара был свой собственный подход к организации семейного быта. Жан Ренуар вспоминал, что отец признавал лишь свежие и экологически чистые продукты, выступал за грудное вскармливание и считал, что малышей нужно окружать только светлыми и радостными вещами, а детские спальни отапливать дровами и освещать восковыми свечами или масляными лампами, мягкий свет которых не так вреден для глаз. Писатель Жан-Поль Креспель в книге «Повседневная жизнь импрессионистов. 1863–1883» подробно перечисляет домашние требования и запреты Ренуара:

«Овощи следовало варить, используя в качестве топлива древесный уголь, а готовить все блюда желательно в котелках и глиняных горшках. Сливочное масло покупалось только большими кусками, а не пластинками. Маргарин был с позором изгнан, равно как и соусы, заправленные мукой. Мясо запекалось на вертеле в духовке. Хлеб следовало отламывать, а не резать кусками, фрукты очищали от кожуры только серебряными ножами. Вместо хлопчатобумажного белья — льняное; нельзя было пользоваться центральным отоплением и надевать чехлы на кресла, пользоваться мебелью с инкрустацией или бронзовыми украшениями, никелированными и резиновыми изделиями… Ренуар вынес обвинительный приговор фигуркам из каррарского мрамора, изделиям из саксонского фарфора, наручным часам из стали (допускались только золотые и серебряные), очкам с дымчатыми стеклами и духам. Одеколон применяли только для растираний рукавицей из конского волоса».

Анри Матисс не уступал своему коллеге в семейном деспотизме: например, детям, коих у художника было трое, строго запрещались любые разговоры за столом, чтобы не отвлекать отца от раздумий — вдруг какая-нибудь гениальная идея в голову придет. Так что обедать семейству Матисса приходилось в гробовой тишине.

Синдром Плюшкина и страсть к коллекционированию


Несносным характером Пикассо уже вряд ли кого удивишь — его внучка Марина оставила пронзительную и полную обид биографию, где раскрывает личность деда далеко не с лучшей стороны. Например, он заставлял своих внуков называть себя «мэтр» и принимал их только по предварительной договоренности. Однако у великого художника были и гораздо более странные привычки и фобии.

Пикассо маниакально боялся болезней и смерти, так что даже когда его собственные дети от Франсуазы Жило заболели, он не удосужился вызвать им врача.
При этом художник искренне верил в разные приметы и скрупулезно их соблюдал. В браке с балериной Ольгой Хохловой он усвоил еще и русские суеверия.

Но самой странной привычкой Пикассо была его одержимая привязанность к прошлому. Выражалось это в том числе в нежелании выбрасывать старую одежду. В автобиографии «Моя жизнь с Пикассо» Жило подробно описывает, как ей не раз доставалось за то, что она пыталась избавиться от костюмов с дырками или на худой конец отдать их кому-нибудь из прислуги, — Пикассо буквально впадал в бешенство.

«В конце концов, мне пришлось сжигать изношенную, траченную молью одежду Пабло. Чувствовала я себя при этом почти как Ландрю или месье Верду, сжигающий трупы своих жен. Потом мне приходилось рыться в золе, чтобы достать пуговицы, которые могли уцелеть и выдать меня», — писала Жило.

Пабло Пикассо, Франсуаза Жило и их дети Клод и Палома в саду Ла Голуаз. Валлорис, 1953 год. Фотограф: Эдвард Куинн

Кстати, со своим искусством Пабло тоже расставался с трудом. Он складировал картины в мастерской, пока она не заполнялась сверху донизу, после чего ему приходилось снимать новое помещение, где ситуация повторялась. После смерти художника осталось такое количество его работ, что никто не понимал, что с ними делать дальше.Поклонником вещизма был король поп-арта Энди Уорхол. Его дом был буквально забит всякой всячиной. Дорогой антиквариат соседствовал с безвкусными безделушками, не имевшими никакой ценности, а на полу в спальне валялись настоящие бриллианты. И среди всего этого разнообразия отдельное место занимали работы самого Энди. После смерти художника его душеприказчик Фред Хьюз провел полную инвентаризацию имущества и устроил грандиозную распродажу.

автор: искусствовед Елизавета Климова
Источник: knife.media
Поделись
с друзьями!
607
4
7
9 месяцев

История любви в картинах. Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн

Это была эксцентричная и красивая пара. Он — темпераментный итальянец еврейского происхождения, взбалмошный полунищий художник, она — скромная модель и начинающая художница из приличной католической семьи. Их отношения были совершенно не похожи на сказку: Амедео и Жанна жили вместе совсем недолго, не очень счастливо и умерли с разницей в два дня. И уже после смерти влюбленные смогли воссоединиться под одним надгробием — десять лет спустя.


Амедео. Начало


Само появление на свет будущего художника было нетривиальным. К моменту рождения его отец Фламинио Модильяни, торговец дровами и углем из Ливорно, объявил о своем банкротстве. Когда его жена Евгения вот-вот должна была стать матерью в четвертый раз, пришли приставы, чтобы арестовать имущество должника. Согласно старому итальянскому закону ложе роженицы было неприкосновенным, поэтому все ценные вещи в доме, которые только поместились на ее кровать, стали декорациями при рождении Амедео.

Тосканская дорога. Амедео Модильяни. 1899, 21×36 см

Мальчик был довольно болезненным: сначала он перенес плеврит, потом тиф, из-за которого, по легенде, он стал увлекаться живописью. Во время приступа сильной лихорадки он буквально бредил картинами итальянских классиков и говорил о своем призвании творить по их примеру. Родители были так рады выздоровлению сына от смертельной болезни, что разрешили ему оставить обучение в школе в возрасте 14-ти лет и поступить в частную художественную студию Гульельмо Микели, где Модильяни стал младшим из учеников.

Итальянская женщина. Амедео Модильяни. 1917, 102.6×67 см

Спустя два года стало известно о его заболевании туберкулезом, который истязал его всю оставшуюся жизнь. Несмотря на слабое здоровье, он поступил в Свободную школу живописи обнаженной натуры во Флоренции, а некоторое время спустя отправился в Венецию для обучения в Институте изящных искусств. А в 1906 году Модильяни переехал в Париж, чтобы с головой погрузиться в пучину богемной жизни, которую вели во французской столице многие прогрессивные художники того времени.

Завсегдатаи входа в кафе «Ротонда». Слева направо: Модильяни, Пикассо, поэт Андре Сальмон. 1915 Источник фото: a-modigliani.ru

Столичный образ жизни не на шутку поглотил Амедео: алкоголь и гашиш стали его постоянные спутниками. Они помогали отвлечься от нищеты и чувства нереализованности, в котором перманентно пребывал художник: его картины никому не нравились и плохо продавались, а на увлечение скульптурой ему не хватало ни здоровья, ни средств. Однако броская внешность и хорошие манеры делали Модильяни привлекательным в глазах женщин. Ему приписывали несколько ярких романов с незаурядными и очень непохожими друг на друга женщинами — эти романы разгорались так же быстро, как и гасли.

Молодая женщина из Монпарнаса. Амедео Модильяни. 1915, 65×45 см

В водовороте страстей


Молва приписывала художнику любовные отношения с Анной Ахматовой. Они познакомились, когда ему было 26, ей — всего 20, и она приехала в 1910 году в Париж во время медового месяца вместе с мужем Николаем Гумилевым. По легенде, по возращении поэтессы в Петербург Модильяни писал ей страстные письма. Когда Ахматова снова оказалась в Париже, они провели вместе три месяца, после чего она вернулась к мужу.

Обнаженная женщина (Анна Ахматова). Амедео Модильяни. 1911

Но свидетельств этой связи не существует. Косвенными доказательствами считаются рисунок Модильяни с изображением Ахматовой и ее эссе об их общении, написанное лишь полвека спустя. В нем говорилось о том, что отношения их были сугубо дружескими. Они много гуляли по улицам французской столицы и декламировали стихотворения любимых поэтов на скамье в Люксембургском парке. Набросок карандашом, подаренный художником Анне, по ее словам, был написан Модильяни по памяти, и она вовсе не позировала ему в обнаженном виде.

Женщина, лежащая на кровати (Анна Ахматова). Амедео Модильяни. 1911, 26.5×43 см

Ахматова говорила, что Модильяни всегда был окружен плотным кольцом одиночества, даже когда находился в толпе, тепло приветствовавшей его. «Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его — очень короткой, моей — очень длинной», — писала она.

В 1915 году Модильяни сошелся с женщиной такой же эксцентричной, как и он сам. Беатрис Хастингс (настоящее имя Эмили Элис Хей) была британской поэтессой и писательницей, увлекавшейся теософией и мистицизмом. Она поселилась на Монмартре неподалеку от студии Модильяни, и вскоре разгуливали по улицам Парижа, собирая все взгляды прохожих. Беатрис, хотя и одевалась по-английски элегантно и сдержанно, но имела обыкновение добавлять к своему костюму яркую деталь вроде причудливой шляпы или корзинки с живой уткой в руке. Наряд ее кавалера представлял собой живописные лохмотья, которые были когда-то добротным костюмом из бархата.

Амазонка. Портрет Беатрис Хастингс. Амедео Модильяни. 1915, 92×65 см

Пара была знаменита не только примечательным внешним видом — эпатаж был лейтмотивом их отношений. Беатрис могла дать фору художнику и по части выпивки, и по темпераментным выходкам.
Об этом она оставила письменные свидетельства: «Дэдо обычно приходил пьяный и бил стекла, пытаясь войти в дом. Если в это время я и сама бывала пьяной, начиналась жуткая сцена, — вспоминала Беатрис в своих записках. — Однажды у нас произошло целое сражение, мы гонялись друг за другом по всему дому, вверх и вниз по лестнице, причем его оружием был цветочный горшок, а моим длинная метла. Вслед за тем он сокрушил наружные ставни, что уже самым непосредственным образом заинтересовало домовладельца, который несколько ночей подряд стоял на страже своей собственности и теперь решил обеспечить мой покой. Как я была тогда счастлива, в этой хижине на Монмартре!»

Амазонка. Портрет Беатрис Хастингс. Амедео Модильяни. 1915

Удивительно, но эта своеобразная связь продлилась почти два года. За это время Модильяни написал немало портретов своей возлюбленной, хотя по ним сложно заподозрить художника в любви к своей модели. Он изображал ее не особо привлекательной женщиной со злобными глазами и чопорно поджатыми губами, хотя на сохранившихся фотографиях Беатрис выглядит более чем миловидно.

Беатрис Хастингс в Париже, 1918 год. Источник фото: tate.org.uk

Следующей задокументированной пассией Амедео была Симона Тиру — студентка из Канады, подрабатывавшая моделью у художников. Они познакомились в молочной лавке, где он расплатился за ее покупки своим рисунком. Симона стала ему позировать, а потом и вовсе переехала к художнику.

Амедео Модильяни

Было в Модильяни что-то такое, что заставляло женщин терять голову и писать ему такие строки с просьбой о примирении после расставания: «Клянусь головой моего сына, который для меня — все, что я далека от какой бы то ни было хитрости. Но я Вас слишком любила, и я так страдаю, что умоляю Вас об этом, как о последней милости… Мне просто хотелось бы немножко меньше ненависти с Вашей стороны. Умоляю Вас, взгляните на меня по-доброму. Утешьте меня хоть чуть-чуть, я слишком несчастна, и мне нужна только частица привязанности, которая бы мне так помогла».

Портрет женщины с рыжими волосами. Амедео Модильяни 1917, 35×27 см

Ребенок, которого упоминает Симона в письме, мог быть сыном Модильяни, хотя он категорически это отрицал. Когда она умерла от туберкулеза всего через год после смерти художника, мальчика отдали на усыновление. Женщина, которая помогала найти приемную семью, спустя несколько лет получила фотографию ребенка, поразительно похожего на Модильяни, но фото было без каких-либо подписей. Признанная дочь художника Жанна Модильяни считала ребенка Симоны Теру сыном художника, о чем упоминала в своей книге «Модильяни: человек и миф».

Портрет сидящего мальчика в матроске. Амедео Модильяни 1917, 92.1×60.3 см

Жанна - любовь навсегда


Летом 1917 года 33-летний Амедео встречает 19-летнюю Жанну Эбютерн — юную парижанку, которая станет его преданной спутницей до конца жизни. Вероятнее всего, они познакомились в Академии Коларосси, где она корпела за мольбертом, снова и снова стирая рисунок резинкой, чтобы начать его заново. Девушка стремилась стать художницей вслед за ее старшим братом Андре, пейзажи которого уже выставлялись в «Осеннем салоне». По некоторым сведениям Жанна также была моделью у Цугухаро Фудзиты — авангардного художника японского происхождения, прибывшего покорять Париж в 1913 году.
Дочь, Жанна Модильяни, так описывала свою мать со слов знакомых: «Жанна была маленького роста, с каштановыми волосами рыжего отлива и очень белой кожей. Из-за этого яркого контраста волос и цвета лица друзья прозвали ее Кокосовым орехом».

Портрет Жанны Эбютерн в шляпке. Амедео Модильяни 1917, 67×51.5 см

Отец Жанны Ашиль-Казимир Эбютерн был служащим в парфюмерной компании и прилежным католиком, а по вечерам он заставлял всю семью слушать избранные места из трудов его любимого философа Паскаля. Несмотря на то, что Жанна жаловалась приятельнице на регулярные экзекуции философской мыслью, эта семейная традиция оказала немалое влияние на формирование ее личности. Знакомые описывали ее как здравомыслящую и серьезную особу с ярко выраженной индивидуальностью.
Поэт Макс Талов вспоминал: «Она была похожа на птицу, которую легко спугнуть. Женственная, с застенчивой улыбкой. Говорила очень тихо. Никогда ни глотка вина. Смотрела на всех как будто удивленно».

Портрет Жанны Эбютерн. Амедео Модильяни. 1919, 55×38 см

При всей своей внешней скромности и сдержанности Жанна обладала несгибаемой волей. Когда она рассказала родителям о серьезности своего намерения связать свою жизнь с Модильяни, те были категорически против. Мало того, что художник славился своими пьяными похождениями и жил на грани нищеты, так еще ко всему прочему был евреем, что в то время было абсолютно неприемлемо для католиков.

Жанна Эбютерн

Жанна предпочла своего возлюбленного родителям, что означало фактический разрыв с ними. И хотя художник так и не успел узаконить свои отношения с возлюбленной, для окружающих — друзей, матери Амедео и всей богемной тусовки, — она сразу стала считаться его женой. И даже родители со временем были вынуждены признать этот неудобный выбор их строптивой дочери.

Портрет Жанны Эбютерн (с шейным платком). Амедео Модильяни. 1919, 92×54 см

До встречи с Жанной Модильяни некоторое время проживал в «Отель де Мин», комнату в котором для него оплачивал меценат Леопольд Зборовский. Но для пары места в ней оказалось совсем уж мало, и он подыскал для них чрезвычайно скромное по условиям, но более просторное помещение на предпоследнем этаже старого дома с большими окнами, продуваемыми всеми ветрами. Жена Зборовского и ее приятельница навели своими силами порядок и минимально обставили квартиру, доставив туда печь и некоторые предметы мебели. Модильяни занялся замазыванием бесчисленных щелей, через которые в комнату светило солнце, и окрасил стены в оранжевый и охру.

Жанна Эбютерн. Автопортрет , 1916 год.

Теперь влюбленные жили вблизи Люксембургского сада. В их распоряжении были всего две комнаты, в которых даже не было дивана: гостям художник предлагал воспользоваться чемоданом вместо дивана. Да и тот со временем пришлось продать, ведь в отсутствие желающих купить картины у пары не всегда были деньги даже на обед. Но Жанна никогда не жаловалась на скромную обстановку и жизнь впроголодь — для нее это был настоящий рай в шалаше, пусть даже любимый не переставал спускать свой редкий и случайный заработок на алкоголь и гашиш.

Автопортрет. Амедео Модильяни. 1919, 100×64.5 см

Конечно, окружающие недоумевали: что могла найти такая красивая девушка из хорошей семьи в изможденном туберкулезом, пьянством и бедностью художнике? Что ж, помимо того, что сегодня назвали бы харизмой, Модильяни обладал хорошими манерами и доброй душой. Именно это оставалось неизменным, невзирая на образ жизни Амедео. Те, кто достаточно близко его знали, рассказывали о художнике как об отзывчивом, преданном и порядочном друге и даже считали, что его невоздержанность и эксцентричные выходки в питейных заведениях были показными. Пикассо приписывают такие слова: «Странно, где-нибудь на бульваре Сен-Дени Модильяни никогда не увидишь пьяным, а вот на углу бульвара Монпарнас и бульвара Распай — всегда».

Портрет Пабло Пикассо. Амедео Модильяни. 1915, 43.2×26.7 см

Начало конца


С приходом 1918 года стало ясно, что туберкулез начал забирать силы художника: он сильно похудел и не переставая кашлял по ночам. Жанна забеременела и тоже жаловалась на плохое самочувствие. Поэт и коллекционер Леопольд Зборовский, который оказывал Модильяни финансовую поддержку и продавал его картины, решил заплатить за их проживание на юге Франции, чтобы пара могла поправить здоровье.

Портрет Леопольда Зборовского. Амедео Модильяни. 1918, 100×64 см

Именно благодаря активному содействию Зборовского появилась на свет серия картин с обнаженными моделями, которые впоследствии стали самыми известными работами Модильяни.
Коллекционер установил ежедневную оплату в размере 15 — 20 франков, снабжал художника необходимыми расходниками, нанимал натурщиц и даже предоставил свою квартиру в качестве студии. Зборовский был готов буквально на все, чтобы поддержать талант, в который он безоговорочно верил. Он любил повторять: «Амедео — большой художник. Мне жаль, что у меня недостаточно денег, чтобы он рисовал, а не торговал своими рисунками в кафе».

Лежащая обнаженная. Амедео Модильяни. 1918

В Ниццу вместе с Жанной и Амедео поехала ее мама, чтобы поддержать дочь во время беременности. Какое-то время эти трое жили вместе, но обстановка быстро накалилась и Модильяни поспешно съехал в самый дешевый отель. Там проститутки из сочувствия соглашались позировать художнику безвозмездно, видя его бедственное положение — их не останавливали даже возражения сутенеров. Он пишет из Ниццы целых девять писем Зборовскому: то с просьбами выслать денег, то с благодарностью за финансовую поддержку. В них художник выражает беспокойство о том, что он становится слишком большой обузой для своего покровителя. И хотя Амедео старался писать определенное количество картин ежемесячно, ему приходилось крайне нелегко. Мало того, что сил на работу едва хватало — слишком яркое солнце и смена привычной среды вкупе с вызывающе роскошной обстановкой фешенебельного курорта мало способствовали занятиям живописью.

Пейзаж. Южная Франция. Амедео Модильяни. 1919, 60×45 см

29 ноября 1918 Жанна родила дочь, которую назвали в честь матери. У нее не получалось наладить кормление ребенка - пришлось прибегнуть к помощи кормилицы, что стало дополнительной статьей расходов. Модильяни все так же продолжал пить, здоровье его от этого только ухудшалось. Жанне с новорожденной малышкой приходилось крайне нелегко, но она никогда не жаловалась и не упрекала Амедео. Он же вел себя в отношении своей семьи как настоящий итальянец: представлял Жанну только своим самым близким друзьям и никогда не появлялся с ней в заведениях. Как позже предполагала Жанна Модильяни в своей книге, посвященной отцу, он, видимо, очень гордился женой и новорожденной дочерью, но и в то же время ответственность за них могла внушать ему страх.

Портрет Жанны Эбютерн, поправляющей левой рукой распущенные волосы. Амедео Модильяни. 1919, 100.3×65.4 см

В начале лета 1919 года Модильяни с Жанной и дочерью вернулись в Париж. Ребенка пришлось отправить в деревню к кормилице, так как в мастерской, где они жили, не было никаких условий для ухода за малышкой. Жанна навещала ее каждую неделю, но оставить Модильяни одного в Париже не могла. Она снова забеременела, и художник всерьез вознамерился узаконить их отношения — он даже подписал соответствующее заявление. Но так и не смог осуществить свое намерение.

Портрет Жанны Эбютерн. Амедео Модильяни 1919, 91.4×73 см

К зиме ему становилось все хуже, и то ли от ухудшения здоровья, то ли от прогрессирующего пьянства художник стал срываться даже на Жанне. Он все чаще пропадал в питейных заведениях, а она разыскивала его там, чтобы попытаться увести домой и уберечь от неприятностей. Но однажды ей это не удалось.
В один из морозных дней середины января 1920 года после одной из попоек Модильяни не дошел до мастерской и после ночи, проведенной на улице, заболел нефритом. Состояние его стремительно ухудшалось в течение нескольких дней. Художника привезли в больницу, где 24 января он умер от туберкулезного менингита.

Автопортрет в виде Пьеро. Амедео Модильяни. 1915, 43×27 см

Нет жизни без любви


Утром 25 января Жанна пошла в больницу, чтобы в последний раз увидеть умершего возлюбленного. Она долго стояла у тела Модильяни в полной тишине и так же молча отошла от него, не отрывая от него глаз. Отец убедил ее поехать после случившегося в родительский дом, где за ней могли бы присматривать. Там Жанна все также продолжала хранить молчание, не проронив ни слезинки. В течение всей ночи брат Андре наведывался к ней в комнату и всякий раз обнаруживал Жанну стоящей в задумчивости у окна. В 4 часа утра она выбросилась из этого окна — окна пятого этажа, забрав вместе с собой жизнь их второго с Амедео ребенка, который вот-вот должен был родиться.

Жанна Эбютерн. Портрет Модильяни, 1919

Модильяни хоронили 27 января на еврейском участке кладбища Пер-Лашез при большом стечении народа: его друзей, деятелей искусства и простых жителей Парижа. Как это бывает и по сей день, смерть художника вызвала повышенный интерес и его творчеству и спрос на его картины: ушлые дельцы старались скупать работы за бесценок, пока цена не начала расти.

Жанна Эбютерн. Смерть, 1919 год

Похороны Жанны проходили на следующий день в обстановке практически полной секретности: на отдаленном кладбище Банье, в присутствии лишь ближайших родственников. Ее семья винила Модильяни в смерти своей дочери и была категорически против того, чтобы Амедео и Жанну хоронили рядом друг с другом. Но 10 лет спустя по настоянию родственников художника останки Жанны Эбютерн были все-таки перевезены на кладбище Пер-Лашез и перезахоронены рядом с ее возлюбленным.

Портрет молодой женщины (Жанны Эбютерн). Амедео Модильяни 1919,

Трагическая история любви, которая продлилась всего два с половиной года, оставила заметный след в искусстве в виде нескольких десятков картин Модильяни с изображением Жанны Эбютерн. А в 2004 году режиссер Мик Дэвис снял художественный фильм «Модильяни» с Энди Гарсией в главной роли.

Жанна Модильяни

Жанна. Продолжение


Жанна Модильяни, оставшись сиротой в возрасте всего 14-ти месяцев, отправилась на родину отца в Италию. Как и Амедео, она провела детство в Ливорно в семье своих бабушки и дедушки, а официально ее удочерила тетя — сестра художника. Жанна окончила факультет истории искусств во Флоренции. Во время Второй мировой войны она бежала в Париж, спасаясь от преследования из-за еврейских корней и даже участвовала во французском Сопротивлении. После войны она посвятила себя исследованию жизни и творчества отца и в 1958 году написала книгу «Модильяни: человек и миф».

Автор: Наталья Азаренко
Источник: artchive.ru
Поделись
с друзьями!
950
9
51
26 месяцев
Уважаемый посетитель!

Показ рекламы - единственный способ получения дохода проектом EmoSurf.

Наш сайт не перегружен рекламными блоками (у нас их отрисовывается всего 2 в мобильной версии и 3 в настольной).

Мы очень Вас просим внести наш сайт в белый список вашего блокировщика рекламы, это позволит проекту существовать дальше и дарить вам интересный, познавательный и развлекательный контент!