На днях из Лондона, где в Национальной галерее проходит большая выставка Дюрера, прилетела новость с оттенком сенсации: на ранней копии знаменитой картины Дюрера на колене у Мадонны сидит муха (и, вероятно, она была и на оригинале). Фоном как бы звучит: это скандально, это невиданно и не понятно, что хотел сказать художник. Конечно, когда у тебя есть выставка и есть Мадонна с мухой, грех не сделать из этой мухи слона. В смысле, информационный повод. Но — истина дороже. Мухи — совсем не редкость на картинах самого серьёзного содержания. И намёки художника почти всегда ясны.

Начнём с натюрмортов. Даже если это не классический ванитас с человеческим черепом, напоминающий зрителю о быстротечности жизни и неминуемости конца, а радующий глаз натюрморт с фруктами или цветами — муха говорит всё о том же: фрукты сгниют, цветы увянут, с твоей молодостью и жизнью будет то же. Плюс муха даёт художнику возможность поиграть с композицией и трёхмерностью: например, у Фёдора Толстого это впечатляет и без всяких подтекстов.

Ну, это всего лишь натюрморты, а дюреровская муха спикировала на религиозную картину, возразите вы. Не спешите отбрасывать натюрморты как легкомысленный жанр: у старых голландцев почти каждый наполнен религиозным смыслом. И яблоко, на котором сидит муха, вполне может отсылать к грехопадению в Эдеме. И уж тем более на грех намекает «клубничка», а гвоздика — это жертва Христа, которой он искупил человеческие грехи.

Все-таки нужны мухи, которые вьются поблизости от святых и даже позволяют себе приблизиться к Мадонне с Младенцем? Пожалуйста: очень любил такие трюки Карло Кривелли.

Уже по одному взгляду Младенца на муху понятно, что она здесь — и грех, который он искупит, и зло, которое он победит. Но в то же время у Кривелли (как и у большинства других художников, которые изображают мух на картинах, где им вроде бы не место) — это именно трюк, беззастенчивая демонстрация мастерства. И заодно — шутка. Смотрите, как я могу: вы даже не сразу поймёте, что муха нарисованная! Будете думать, что она села на картину, и попытаетесь её прогнать!

Скажете, не по чину большому художнику такие шуточки? Ой, да ладно, сам Джотто так шутил. Ну, по крайней мере, Вазари об этом рассказывал (а французский историк искусства Даниэль Арасс, посвятивший мухам целую главу в книге «Деталь в живописи», уточнял: во времена Чимабуэ и Джотто мух не рисовали, а вот во времена Вазари это было популярной практикой — потому анекдот и родился):

«Говорят также, что еще ребенком, работая с Чимабуэ, Джотто изобразил однажды муху на носу одной из фигур, написанных Чимабуэ, так натурально, что, вернувшись к работе, Чимабуэ несколько раз пытался согнать рукой муху, принимая ее за настоящую, прежде чем заметил свою ошибку». (Джорджо Вазари. Жизнеописания)

Художники, подсаживающие на картины очень реалистичных мух, продолжают челлендж, запущенный даже не Джотто, а древнегреческими живописцами Зевксисом и Паррасием. Их работы до нас не дошли, но легенда о состязании, которое сделало их королями жанра тромплёй (проще говоря, живописной обманки), жива. Вот она в пересказе Михаила Гаспарова:

Самыми знаменитыми в живописи были две пары соперников: в V веке Зевксис и Паррасий, в IV веке Апеллес и Протоген.

Зевксис с Паррасием поспорили, кто лучше напишет картину. Собрался народ, вышли двое соперников, у каждого в руках картина под покрывалом. Зевксис отдернул покрывало — на картине была виноградная гроздь, такая похожая, что птицы слетелись ее клевать. Народ рукоплескал. «Теперь ты отдерни покрывало!» — сказал Зевксис Паррасию. «Не могу, — ответил Паррасий, — оно-то у меня и нарисовано». Зевксис склонил голову. «Ты победил! — сказал он. — Я обманул глаз птиц, а ты обманул глаз живописца».

Зевксис недаром выбрал предметом для своей картины виноградную гроздь: это он умел изображать как никто. Однажды он написал мальчика с гроздью в руках, и опять птицы слетались и клевали ягоды, а народ рукоплескал. Недоволен был только сам Зевксис. Он говорил: «Значит, я плохо написал мальчика: если бы мальчик был так же хорош, птицы боялись бы подлетать к ягодам».
(Михаил Гаспаров. Занимательная Греция)
Но вернёмся к 3D-мухам и религиозной живописи. На копии картины Дюрера муха сидит прямо на ноге Мадонны — неужели такое близкое соседство святого с презренным позволил кто-то ещё? Да, конечно!

Вот, например, работа Джованни Санти, отца Рафаэля.

Здесь муха, сидящая на обнажённой груди Христа, — не только обманка, не только привычный символ греха и зла, которым противостоит Христос, но ещё и знак смерти, смертности: получается изящное напоминание о том, Сын Божий — ещё и сын человеческий.

Венгерский искусствовед Андор Пиглер также предполагал, что нарисованная муха могла служить своеобразным амулетом: зло изображённое оберегало картину от зла реального, в данном случае — отпугивало настоящих мух, которые способны испортить живописную поверхность.

«Мадонна делла Пергола» Бернардино Детти (1520-е, Городской Музей Пистойи, Италия) тоже напоминает, что земной путь Иисуса будет недолгим: на его руке сидит муха.

Муха, изображённая на портрете простого смертного, может означать, что портрет — посмертный, но это необязательно (трактовка будет зависеть от того, что нам известно о жизни изображённого). На портрете она может простым фокусом-шуткой или уже известной нам живописной проповедью о том, что жизнь скоротечна, а конец близок. Нам трудно представить, что заказчик портрета оценит намекающую на неизбежность смерти муху на изображении живого человека. Но человек религиозный такое тонкое напоминание о необходимости уже здесь и сейчас, в суете будней, заботиться о своём загробном существовании, принимал с благодарностью.

Люди изображённые выше, скорее всего, получили свои портреты при жизни, а художники просто виртуозничали: уж если рама нарисована — почему не усилить обман ещё и мухой? Что касается женского портрета, в его описании на сайте галереи высказывается уже известное нам предположение о том, что нарисованную муху могли мыслить как защиту от реального зла.

А вот с кардиналом Бандинелло сложнее: в 1516 году, когда был закончен портрет , он был жив. Более того, он был на пике карьеры. Но уже через год будет обвинён в заговоре против папы Льва X и заключён в тюрьму. А в 1518 скончается. Вероятно, муха — чёрная на белом — была дописана позже. То ли как знак зла, содеянного папой (впрочем, он был оправдан). То ли как знак «червоточины» на его судьбе. То ли как знак его смерти.
Фрагмент картины с мухой.

А следующий художник, скорее всего, вдовец и свою жену писал по памяти: на то, что она мертва, указывает не только муха, но и взгляд женщины: муж смотрит на нас, а она — нет.

Эти мухи выглядят слишком крупными внутри картины, но их размер будет реалистичен по отношению к зрителю, стоящему перед картиной: так действует художник, который хочет убедить нас, что муха живая.

Живописная муха не даст вам покоя, так же, как не даёт его муха, которая пробралась в комнату и мешает вам уснуть или не даёт сосредоточиться на книге. Сначала нарисованная муха заставит вас смахнуть её, поразмыслить о её реальности, а потом — задаться вопросом о том, какие смыслы зашифровал в ней художник.

Позвольте совет: не пытайтесь найти один ответ на этот вопрос. Возможно, художники полюбили муху именно за то, что под видом шутки она позволяет говорить сразу о многом. Но в то же время не обязывает к непременному разговору.

Автор: Наталья Кандаурова