О блинах...

Это было давно. Это было месяца четыре назад.



Сидели мы в душистую южную ночь на берегу Арно.



То есть сидели-то мы не на берегу, — где же там сидеть: сыро и грязно, да и неприлично, — а сидели мы на балконе отеля, но уж так принято говорить для поэтичности.



Компания была смешанная — русско-итальянская.



Так как между нами не было ни чересчур близких друзей, ни родственников, то говорили мы друг другу вещи исключительно приятные.

В особенности в смысле международных отношений.



Мы, русские, восторгались Италией. Итальянцы высказывали твердую, ничем несокрушимую уверенность, что Россия также прекрасна. Они кричали, что итальянцы ненавидят солнце и совсем не переносят жары, что они обожают мороз и с детства мечтают о снеге.



В конце концов мы так убедили друг друга в достоинствах наших родин, что уже не в состоянии были вести беседу с прежним пафосом.



— Да, конечно, Италия прекрасна, — задумались итальянцы.



— А ведь мороз, — он… того. Имеет за собой… — сказали и мы друг другу.



И сразу сплотились и почувствовали, что итальянцы немножко со своей Италией зазнались и пора показать им их настоящее место.



Они тоже стали как-то перешептываться.



— У вас очень много шипящих букв, — сказал вдруг один из них. — У нас язык для произношения очень легкий. А у вас все свистят да шипят.



— Да, — холодно отвечали мы. — Это происходит от того, что у нас очень богатый язык. В нашем языке находятся все существующие в мире звуки. Само собой разумеется, что при этом приходится иногда и присвистнуть.



— А разве у вас есть «ти-эч», как у англичан? — усомнился один из итальянцев. — Я не слыхал.



— Конечно, есть. Мало ли что вы не слыхали. Не можем же мы каждую минуту «ти-эч» произносить. У нас и без того столько звуков.



— У нас в азбуке шестьдесят четыре буквы, — ухнула я.



Итальянцы несколько минут молча смотрели на меня, а я встала и, повернувшись к ним спиной, стала разглядывать луну. Так было спокойнее. Да и к тому же каждый имеет право созидать славу своей родины, как умеет.

Помолчали.



— Вот приезжайте к нам ранней весной, — сказали итальянцы, — когда все цветет. У вас еще снег лежит в конце февраля, а у нас какая красота!



— Ну, в феврале у нас тоже хорошо. У нас в феврале масленица.



— Масленица. Блины едим.



— А что же это такое блины?



Мы переглянулись. Ну, как этим шарманщикам объяснить, что такое блин!



— Блин, это очень вкусно, — объяснила я. Но они не поняли.



— С маслом, — сказала я еще точнее.



— Со сметаной, — вставил русский из нашей компании.



Но вышло еще хуже. Они и блина себе не уяснили, да еще вдобавок и сметану не поняли.



— Блины, это — когда масленица! — толково сказала одна из наших дам.



— Блины… в них главное икра, — объяснила другая.



— Это рыба! — догадался, наконец, один из итальянцев.



— Какая же рыба, когда их пекут! — рассмеялась дама.



— А разве рыбу не пекут?



— Пекут-то пекут, да у рыбы совсем другое тело. Рыбное тело. А у блина — мучное.



— Со сметаной, — опять вставил русский.



— Блинов очень много едят, — продолжала дама. — Съедят штук двадцать. Потом хворают.



— Ядовитые? — спросили итальянцы и сделали круглые глаза. — Из растительного царства?

— Нет, из муки. Мука ведь не растет? Мука в лавке.



Мы замолчали и чувствовали, как между нами и милыми итальянцами, полчаса назад восторгавшимися нашей родиной, легла глубокая, темная пропасть взаимного недоверия и непонимания.



Они переглянулись, перешепнулись.



Жутко стало.



— Знаете, что, господа, — нехорошо у нас как-то насчет блинов выходит. Они нас за каких-то вралей считают.



Положение было не из приятных.



Но между нами был человек основательный, серьезный — учитель математики. Он посмотрел строго на нас, строго на итальянцев и сказал отчетливо и внятно:



— Сейчас я возьму на себя честь объяснить вам, что такое блин. Для получения этого последнего берется окружность в три вершка в диаметре. Пи-эр квадрат заполняется массой из муки с молоком и дрожжами. Затем все это сооружение подвергается медленному действию огня, отделенного от него железной средой. Чтобы сделать влияние огня на пи-эр квадрат менее интенсивным, железная среда покрывается олеиновыми и стеариновыми кислотами, т. е. так называемым маслом. Полученная путем нагревания компактная тягуче-упругая смесь вводится затем через пищевод в организм человека, что в большом количестве вредно.



Учитель замолчал и окинул всех торжествующим взглядом.



Итальянцы пошептались и спросили робко:



— А с какою целью вы все это делаете?



Учитель вскинул брови, удивляясь вопросу, и ответил строго:



— Чтобы весело было!



Надежда Тэффи