Дерек Паравичини: инвалидность и музыкальный гений – две стороны одной медали

Дерека Паравичини называют одним из величайших джазовых музыкантов современности. Он гастролирует по всему миру, записывает альбомы, получает награды, играет со знаменитыми музыкантами, для него сочиняют фортепианные концерты, о нем снимают фильмы.

Дерек слеп от рождения, у него аутизм и умственная отсталость. Он способен распознать 20 нот в аккорде (средний музыкант — пять), повторить любую мелодию, которую когда-либо слышал, и не просто повторить, а внести в нее нечто свое. Но он не может сам одеться, умыться, сходить в туалет, не знает, где право, где лево. Все, что у него есть — это слух, уникальный абсолютный слух, которым наделен один из 10 000 людей.

В голове Дерека — огромная фонотека, там хранится все, что он слышал когда-ибо на протяжении своей жизни. Он живет в мире звуков, которые воспринимает совсем не так, как обычные люди. Нельзя сказать, что музыка для него все. Для него все — музыка. Любой звук — шум, стук, скрип — Дерек воспринимает как музыкальный.

— Неспособность Дерека освоить язык в раннем возрасте вкупе с его неспособностью связывать окружающие звуки с определенными процессами привело к тому, что весь мир стал для него музыкой, — говорит Адам Окелфорд учитель музыки и психолог, который занимается с Паравичини на протяжении 30 лет.

Он утверждает, что согласно результатам тестов, по способности понимать язык и логически мыслить Дерек находится в нижних 0,05 населения. А по способности усваивать и перерабатывать музыкальные звуки — в верхних 99,99.

— Таких результатов я не встречал даже у самых великолепных музыкантов. Это поразительно.

Чудо в Беркширской больнице и игра локтями

Поражать окружающих мальчик начал, едва появившись на свет. Это случилось 26 июля 1979 года, на 14 недель раньше срока. У Дерека была сестра-близнец, которая умерла при рождении, да и на него врачи сразу махнули рукой. До сих пор в Королевской Беркширской больнице еще не выживал ни один младенец со столь глубокой недоношенностью. Услышав слабое биение сердце в комочке, весившем чуть больше полкило, они сначала даже не поверили. Три месяца он провел в больнице, трижды перенес клиническую смерть — но выжил! Результатом кислородной терапии, которая спасла мальчику жизнь, явилась слепота.

Обнаружили ее не сразу, чуть позже стало заметно серьезное отставание в развитии, еще позже врачи вынесли вердикт — «аутизм». По идее, уникальный талант должен был оставаться под спудом. То, что его удалось распознать у ребенка с такой глубокой инвалидностью — еще одно чудо. Но случилось так, что няня, не знавшая, чем занять странного младенца, порученного ее попечению, откопала на чердаке старый электроорган, принадлежавший еще деду Дерека. К слову сказать, семья у него не простая. Прадед музыканта — никто иной как Уильям Сомерсет Моэм, прапрадед — доктор Томас Барнардо, известный филантроп, основатель и директор сети приютов для бедных детей. По материнской линии родней ему приходится Камилла Паркер-Боулз, супруга принца Чарльза, герцогиня Корнуольская и Ротсейская. Но мальчик, конечно, ничего этого не знает. Ведь генеалогические древа не имеют отношение к музыке. А для него существует только она.

С клавиатурой, что дала ему няня, Дерек справился быстро — и сам освоил ее в два года. В четыре он уже бодро играл на фортепиано — в диковинной, одному ему присущей технике. Он никогда не видел, как это делается, а потому молотил по клавишам ребром ладони, а там, куда не могли дотянуться крошечные пальчики, использовал и локти.

Тогда родители решили все же показать своего необычного сына специалистам и отвезли его в лондонскую школу для слепых Линден Лодж. Где-то в глубине звучало пианино. Дерек ринулся на звук, оттолкнул руки игравшего и принялся музицировать сам. За инструментом сидел Адам Окелфорд, который, сразу распознав огромный потенциал мальчика, вызвался заниматься с ним. Родители сперва сомневались — ребенок необычный, неизвестно, как отреагирует на чужака и незнакомую обстановку, но после согласились.

Первый урок

Вот как описывает первую встречу Адам Окелфорд в книге о своем ученике — «В тональности гения» (2007):

«Наконец, я остался с Дереком один на один — скорее всего, ненадолго, так что я решил использовать этот шанс сполна. Я прикоснулся к клавишам — настолько легко, насколько было возможно, и начал подыгрывать, импровизируя на басовых нотах, мелодии, которую играл мальчик. Звуки были такими тихими, что я сам едва слышал их, но Дерек отреагировал мгновенно. Его левая рука метнулась к моим пальцам, скинула наглых пришельцев с клавиш — и начала играть ровно с того места, на котором прервала меня.

Раунд первый закончился со счетом один ноль в пользу Дерека.

Встав со стула, я подошел к другой части инструмента и встав как можно дальше от мальчика, вновь начал наигрывать вариацию на его тему — теперь на высоких нотах. И он снова молниеносно оказался там, защищая свою территорию от второго нарушителя границ. Он сбросил мою руку и снова начал воспроизводить то, что делал я, тут же внеся необходимые коррективы в гармонию исполняемого произведения.

Закончен второй раунд, и Дерек явно ведет в счете».

После этого занятия стали регулярными — сперва еженедельными, а затем и ежедневными. Первое, что предстояло сделать учителю — научить чудо-мальчика основам фортепианной техники:

«Я решил начать с упражнений для пяти пальцев. Главная проблема состояла в следующем: не давать Дереку играть достаточно долго, чтобы я мог сыграть кусочек, который ему предстояло повторить. Мне нужно было всего 10 секунд, но он всегда опережал меня на 9. Я пытался легонько держать его за запястья, но мальчик мгновенно вырывался и начинал играть начатую мной партию. Держать сильнее я боялся, чтобы не сделать ему больно.

„Итак Дерек, — произнес я, — мы сыграем с тобой в одну игру. Ты будешь сидеть в другом конце комнаты, пока я кое-что сыграю на пианино, потом ты подойдешь и повторишь то, что я делал“.

Я не был уверен, что мальчик понял меня, но не дожидаясь его реакции, перенес его в дальний угол комнаты. Сам метнулся к пианино, быстро сыграл упражнение — и вот уже Дерек спихивает меня со стула и повторяет его — импровизируя на ходу. Потом замер в ожидании. Это была игра, правила которой он схватил на лету».

Это было только самое начало. Учителю предстояло теперь наладить отношения с мальчиком, живущим в собственном мире, и сделать из него музыканта, всемирно известного пианиста. Неизвестно, какая из двух задач была сложнее, но Окелфорду удалось решить обе. Сегодня уникальный талант Дерека Паравичини сочетается с потрясающей техникой — результатом многих часов упорных занятий.

Человек-IPod

Скоро стала очевидна склонность маленького музыканта к джазу, попу и легкой музыке. А также — дар к импровизации, любовь к выступлениям на публике. Свой первый концерт Дерек дал в возрасте семи лет — в одном из лондонских развлекательных центров. А спустя два года уже играл в зале Barbican Halls джаз с Королевским филармоническим оркестром.

Последовали многочисленные появления на телевидении — в Великобритании и за границей, выступления с концертами по всему миру. В 2006 году вышел первый альбом Дерека Паравичини — Echoes of the Sounds (Эхо звуков). В 2011 он импровизировал на двух пианино с композитором Мэтью Кингом, что вылилось в фортепианный концерт Вlue — первое произведение такого рода, сочиненное для человека с умственной отсталостью.

За феноменальную память Дерека Паравичини называют Человек-IPod. Музыкант не знает нот, он не умеет читать по Брайлю. Собственно, ему это и не нужно. Иногда на его концертах устраиваются своеобразные аттракционы. Публику просят назвать любые три ноты — и на ее глазах под пальцами Дерека рождается новое произведение.

Его просят сыграть мелодию песни 1970-х годов — в тональности ре-минор, в стиле регтайм. Паравичини выполняет заказ, не медля ни секунды. Извлекает из своей мозговой «фонотеки» мелодию и выдает ее в преображенном виде. Кстати, он никогда не повторяет музыкальные темы точно, он всегда импровизирует. Он помнит все, что слышал хотя бы раз в жизни, а когда корреспондент телеканала CBS спросила: «Как вам это удается?», ответил: «Не помню»...

Интервью этой телекомпании он давал дважды в жизни. А еще снимался в двух фильмах, посвященных савантам. Савант — это человек с отклонениями в развитии, имеющий выдающиеся способности в какой-либо области. Это — гений, не умеющий сам себе завязать шнурки. Невероятная память — общее для всех савантов свойство (помните Человека дождя?), а таланты могут проявляться в музыке, математике, живописи, построении трехмерных моделей и т.д.

— Его способности и неспособности — две стороны одной медали, — говорит Адам Окелфорд о своем ученике. — У Дерека не развиты эмоциональная и интеллектуальная сфера, а слепота затрудняет восприятие мира. Без этих лишений его дар не развился бы.

Аутизм и музыка

По данным исследования, проведенного в 2013 году, дети с расстройствами аутистического спектра обладают, как правило, более тонким музыкальным слухом и памятью по сравнению со своими сверстниками. Абсолютный слух у них встречается в 500 раз чаще, чем у обычных людей. И несмотря на трудности с выражением собственных чувств, они прекрасно эмоционально реагируют на музыку — только по-своему.

В одном из исследований приняли участие 25 детей с аутизмом и 25 — без этого расстройства. Все они занимались музыкой. Сначала им предложили запомнить парные ноты, немного отличающиеся по высоте, затем — проиграли мелодии, в которых одна из нот чуть выбивалась из ряда.

Детям с аутизмом выполнение заданий далось намного легче. После им предложили компьютерную игру, в которой четыре разных зверя напевали четыре мелодии. Спустя 10 дней им проиграли эти мелодии — каждую в четырех тональностях — и попросили сказать, к какому животному каждая имеет отношение. И тут дети с аутизмом оказались на высоте. Интересно, что самый лучший результат показал мальчик, который все время вертелся и, казалось, вообще не обращал внимание на происходящее.

К чему клавишам звучать?

А Адам Окелфорд сейчас занимается с мальчиком по имени Фредди. В своем блоге учитель рассказывает, как тот нажимает клавиши инструмента, но так осторожно, чтобы не извлечь из них звуков. «Фредди, мы должны слышать музыку», — говорит ему учитель. «После этого следует долгий взгляд, прямо в глаза, — пишет он, — даже сквозь глаза, куда-то дальше. Мне всегда трудно понять, о чем думает Фредди, но сейчас я вижу, что он понял меня».

Мальчик вновь прикасается к клавишам, вновь не извлекает из них ни единого звука, а вместо этого ... поет нужные ноты. «Это не озорство, — считает учитель, — не непослушание. Он действительно, сделал то, о чем я просил: заставил ноты звучать». Действительно, зачем утруждать себя и нажимать клавиши, когда ты знаешь со стопроцентной точностью, какой звук извлечешь из них?..